Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он не смог сдержаться. Он и без того многое себе запрещал. Он сдался и… поцеловал ее. Коснулся с наслаждением этих сочных губ.
Щеки ее порозовели, и она улыбнулась.
— Значит, это был не сон.
— Нет. — Грудь внезапно сдавило.
Ей удалось найти в произошедшем между ними нечто похожее на приятный сон, а не кошмар наяву, как непременно бы решила его первая жена…
— Я боялась, что проснусь опять одна, прежней Беатрис.
— Что это значит? — нахмурился Бриггс.
— Той же Беатрис, какой была всегда. Которая одинока и не знала мужских ласк. — Она подняла на него глаза. — Ты подарил мне возможность ощутить себя… невероятной, совсем другой.
Сердце сжалось, потому что он все понял.
Понял, почему он не Филип, а Бриггс.
Она чувствовала то же, что и он.
Он улыбнулся в ответ, усилием воли остановив мыслительный процесс, чтобы в полной мере отдаться чувствам. Она была все это время совсем рядом, а он и представить не мог, что она окажется именно тем, кто ему нужен.
— Ты меня удивляешь, — произнес он. — Невинная девушка не должна относиться к подобным вещам с таким восторгом.
— Я обидела тебя своим пылом?
Она выглядела расстроенной, а он совсем этого не хотел. Но все же испытывал некоторые опасения из-за продолжения разговора на эту тему. Она еще очень много о нем не знала, и он боялся открываться, хотя она и принимала все, что узнавала о нем. Но нежеланием говорить о прошлом он мог ее обидеть, а этого совсем не хотел.
— Напротив, я нахожу это чрезвычайно приятным. Просто со мной раньше не случалось ничего подобного.
— О, — она потупила взгляд, — ты о жене.
— Извини, если огорчил тебя упоминанием о ней…
— Кажется, я уже говорила в прошлый раз, что меня это не огорчает.
— Ты не ревнуешь, Беатрис?
Глаза ее внезапно наполнились слезами, и она отвернулась.
— Что случилось? — Бриггс нахмурился.
— Она дала тебе то, что не могу я, — родила ребенка, она…
— Ты дала мне то, что не смогла она. И ты значишь для меня гораздо больше.
Кажется, от его слов Беатрис немного повеселела, и он обрадовался, что нашел способ развеять ее тревоги. Он не хотел ничем ее беспокоить. После того, что между ними было, Беатрис должна чувствовать себя в его доме в полной безопасности и окруженной заботой.
— На сегодня я запланировал выезд.
— У тебя какие-то дела?
— Несомненно, они есть, но, пока мы здесь, в Лондоне, вместе с Уильямом, я хочу, чтобы мы еще раз побывали в парке.
— С удовольствием.
Ему определенно нравилась ее улыбка.
* * *
Они разошлись каждый по своим делам: Беатрис — одеваться к выходу, а Бриггс — проведать Уильяма, проследить, чтобы он позавтракал. Кроме того, он решил отпустить гувернантку на несколько часов днем, чтобы та могла отдохнуть.
— Сегодняшний день мы проведем семьей, — сказал он сыну.
Мальчик выглядел довольным, что выражал обычным для себя способом — на губах его играла легкая улыбка, хотя взгляд по-прежнему казался обращенным внутрь. Бриггсу показалось, что дела у него шли лучше, чем у отца. Любопытно, что Уильям вообще об этом думал, что в нем было желание в чем-то превзойти отца, и ведь у него получилось. Бриггс до сего дня не предполагал, что стремление существовало и было настолько сильным.
Они сели в карету и поехали к Гросвенор-скверу, где устроили пикник. Бриггс поймал себя на мысли, что Беатрис каким-то образом все же заставила его и Уильяма делать то, что они считали неприемлемым. Эта девушка за короткий срок значительно изменила их жизнь. Перемены нельзя счесть революционными, но все же она была возмутителем спокойствия.
— По духу ты настоящий воин, Беатрис, — сказал он.
Она подняла глаза.
— Ты полагаешь?
— Да. Я бы хотел, чтобы в бою со мной был такой товарищ.
Ему было чрезвычайно приятно видеть, как на щеках ее разливается румянец от похвалы.
Он отвлекся всего на несколько минут, но, повернувшись, не увидел рядом сына.
— Уильям, — произнес Бриггс, повысив голос, и оглядел группу детей у кромки воды. Наконец он заметил его, сын держал в руках свои любимые открытки и что-то серьезно объяснял трем мальчикам.
Внутри будто натянулась струна. Он подался вперед, готовый действовать.
Нет, без острой надобности не следует вмешиваться. Даже хорошо, что Уильям общается с другими детьми. Хорошо, что у него есть желание. Бриггс сам этого хотел.
Внезапно один из мальчиков выхватил из рук Уильяма шкатулку, где хранились открытки, и бросил на землю. А потом и сами открытки.
— Ты ненормальный, — сказал один из мальчиков, — кому интересен этот Рим.
— Ненормальный, — повторил второй и толкнул Уильяма.
Бриггс напрягся, затем встал и подошел к группе детей.
— Вам лучше найти свою гувернантку, — произнес он, глядя на мальчика.
Тот поднял голову, и глаза его стали круглыми. Вероятно, отец его принадлежит к аристократии, раз ребенок быстро сообразил, что перед ним представитель знати.
— Я… я… — забормотал он, бледнея.
— Где ваша гувернантка, юноша? Она непременно должна научить вас хорошим манерам, вам их явно не хватает.
По лужайке к ним уже спешила женщина.
— Прошу простить, сэр. — Она подошла и присела в реверансе.
— Вы правильно сделаете, если сообщите отцу этого юноши, что он нанес оскорбление сыну герцога Бригамского. Подобное обращение недопустимо.
— Простите, ваша светлость. Прошу вас, простите.
Она поспешно подняла шкатулку, довольно небрежно покидала туда открытки и вложила ее в руки Уильяма.
— Вот, возьмите, милорд.
Уильям помрачнел и повернулся туда, где рядом с расстеленным на земле пледом стояла возмущенная Беатрис.
Она поспешно подошла ближе.
— Все хорошо, Уильям?
— Все хорошо, — ответил за него Бриггс. — Но вы должны…
Уильям не выдержал. Он обхватил Беатрис за ноги и зарыдал.
— Уильям… — Она присела и прижала к себе мальчика. — Все хорошо, милый, все хорошо.
— Не смей плакать, — сквозь зубы процедил Бриггс. По голосу было ясно, что он взбешен.
Если дети увидят плачущего сына, позже установить контакт с ними будет еще труднее. Его не должны запомнить плаксой. Это именно то, чего он всегда боялся, — сына будут унижать и презирать другие дети. Сложившееся о тебе мнение общества непросто изменить. Скорее всего, ему не повезет встретить такого друга, как Хью, который всегда будет рядом, будет внимателен, вынесет и простит вспышку гнева любой силы.
— Если ты не хочешь, чтобы над тобой смеялись, учись говорить о том, что интересно людям. Надо уметь слушать, а не говорить без остановки о том, что никому, кроме тебя, не интересно.
— Бриггс, но ведь