Мародер стащил с раскрасневшегося лица опостылевший противогаз и вытер пот куском ветоши. Здесь было уже относительно чисто: по крайней мере, следы какой-то уборки присутствовали. Правда, сомнительно, что братва убиралась сама. Скорее всего, заставили кого-нибудь. Как всегда.

Девушка тоже сняла маску, но было видно, что ей гораздо легче: лицо практически не вспотело. А вот стекло маски, наоборот, быстро покрылось капельками конденсата.

Нельсон с сомнением посмотрел на Карину и вынул из рюкзака балаклаву. Отряхнув с шерстяной шапки налипшие опилки, протянул ее девушке.

– Надень, – приказал он. – Тебе вообще лучше лицо не показывать. И не говорить ни с кем.

– А там кто живет? – спросила она, натянув маску. Химза скрывала пропорции тела и аппетитные выпуклости груди, балаклава – лицо и волосы. Узнать в ней девушку теперь было возможно только по голосу.

– Да шваль всякая со всего города, – ответил Нель, покачав головой. – Так что лучше молчи. С кем нужно, я сам переговорю.

Он подошел к двери и дважды грохнул по ней носком ботинка.

– Кто там? – спросил визгливый голос.

Небольшое окошко в двери приоткрылось, и из него тут же потянуло запахом перегара, шмали и рвоты. К первому и последнему мародер уже успел привыкнуть, а вот сладкий запах марихуаны будоражил сознание. Как в первый раз.

– Я. – Нель подошел к двери вплотную и заглянул в окошко. – Не узнаешь, типа?

Через секунду над дверью зажглась небольшая лампочка, которая заставила Нельсона зажмуриться, зато осветила его лицо.

– А, ты, Нельсон? – спросил голос: и, не дав ответить, задал еще один вопрос: – А чего надо?

– А то ты не знаешь, – ответил мародер, прикрывая глаза руками. – С паханом вашим перетереть. Выключай свет и открывай давай.

– Кто с тобой такой?

– Конь в пальто. Мальчишка-помощник. Ты чего дотошный такой? Типа не пустишь, что ли?

– А может, и не пущу? – визгливо поинтересовались с другой стороны.

– Морду давно не били? – поинтересовался мародер в ответ.

Сдавленно матерясь, привратник – смуглый паренек лет пятнадцати с коротким ежиком черных волос на голове и здоровенным фингалом под глазом – открыл дверь. Ему хотелось высказать все, что он думает о мародере, но слухи о нем убедительно говорили, что делать этого не стоит.

Нельсон тем временем уже забыл о пареньке, снова вдохнув одуряющий запах. Каждый раз как кувалдой по голове.

Веселая музыка раздавалась из нескольких мест сразу, смешиваясь в безумную какофонию, которой добавляли пикантных ноток вопящие на разные голоса проститутки из местного публичного дома.

Бордель был небольшим, на несколько кабинок, в которые едва-едва помещались кровати. Но насколько было известно мародеру, это был единственный бордель в городе. А также единственное место, где можно было купить что душа пожелает. И практически все – поддельное.

Торговые лотки. Оружие, еда, снаряжение, книги. Покупать здесь ничего не стоит: обманут и фамилии не спросят. Если товар не поддельный и не дернут ничего из кармана, то обсчитают.

Наркотики любых типов: анаша, «хмурый», «деза». Тут тоже обманывают, и ничего удивительного: смешать могут с чем угодно, хоть со стиральным порошком, хоть с дерьмом броненосца. И новые наркотики, которые появились уже после Войны. Рецептура их держалась в строжайшем секрете.

Мародер почувствовал запах готовящегося шашлыка, и в животе яростно заурчало. Нель вспомнил, что ел последний раз больше суток назад. Оглядевшись, он приметил небольшое кафе и двинулся туда.

Шашлычок готовили в камине, иначе дым разошелся бы по всему переходу и потравил бы народ к чертям. Хотя…

Может, это и было напускной бравадой, но Нель не раз говорил, что если бы у него была возможность отравить этих людей, он сделал бы это не раздумывая.

Мародер не считал себя хорошим человеком. Он не считал никого из выживших в день, когда упали бомбы, хорошими. Разве что Илью, да и то с натяжкой. Просто ему не повезло больше других, вот и все.

Но, наверное, лучше быть человеком, пусть даже самым плохим, чем выродком, который давно потерял человеческий облик. Потому что люди имеют право носить и так не особо почетное звание человека только до некоего предела, пока не нарушат определенные моральные постулаты, табу, которые веками вбивались в память людского рода.

Здешние же перешли черту. Давным-давно.

С другой стороны, лучше уж эти, чем фанатики из «Ак мечети», или… Как назвать ублюдков из бункера, что под мэрией, Нельсон даже не знал. Не мог найти подходящих слов.

Они, по его мнению, совершили самый страшный грех. Предательство.

Предали свой народ и обрекли его на жизнь в местах, подобных этому.

По левую сторону от мародера часть стены была обита красной бархатной тканью, переделанной из старых штор, а над металлической дверью висела табличка, криво намалеванные буквы на которой зазывали всех мужчин получить удовольствие.

Когда Нельсон с Кариной двигались мимо входа в бардачок, из него буквально выпрыгнул довольно толстый коренастый старик и побежал вслед за спутниками.

– Эй, солдатики! – Жирный призывно замахал руками, показывая, что обращается конкретно к Нелю. – Дело есть для вас! Груз гондонов нужно доставить!

– Если только таких, как ты, – ответил мародер, едва повысив голос. – На кладбище.

– А чего грубить-то, чего грубить? – не унимался тот.

На секунду остановившись, Нельсон вперился взглядом в глаза старика. Карие глаза полыхнули, и мародер взревел на весь переход:

– Сгинь!

Толстяка как ветром сдуло. Нель сплюнул на пол перехода и процедил сквозь зубы:

– Дерьмо!

Тут же непонятно откуда появилась девушка с тряпкой и принялась смывать плевок с бетона. Нельсон двинулся к кабачку, но вдруг решив, что находиться здесь ему вовсе не хочется, направился к конуре местного коменданта.

Карина же остановилась. Ее до глубины души поразил внешний вид рабыни: тело, покрытое ссадинами и царапинами, следами от побоев, разорванная мочка уха, наголо выбритая голова. Большое клеймо, выжженное на правой щеке. Взгляд одновременно злобный и жалкий, забитый и ненавидящий конкретно ее – за то, что она свободна и может двигаться куда угодно.

Рабы довольно часто ненавидят не своего хозяина, заставляющего их выполнять свои прихоти. Они ненавидят свободных людей, ненавидят за собственную же зависть и бессилие.

Хлесткий удар ладони мародера чуть не уронил девушку на землю. Она обернулась к Нельсону и чуть не бросилась бежать – настолько злобным был его взгляд.

– Кто тебе сказал остановиться, салага? – заревел Нель, и из глаз Карины брызнули слезы боли и обиды. – Кто сказал?!