На согнутых лапах, крадучись, как расчетливая лиса, пес двинулся к солдатам.

– Куда ты? – зашептала Вера.

Ей вновь стало страшно, когда метрах в десяти от нее показались над травой две макушки в камуфлированных беретах. Пройдя еще немного, солдаты встали, теперь можно было разглядеть их грязные лица с кудлатыми засаленными бородами и копнами косматых волос, торчавших из-под головных уборов.

Вера сжалась в комок, моля бога, чтобы они не подошли еще ближе. Казалось, оба должны были ее увидеть. Она, как в детстве, закрыла глаза от страха.

– Ну что, Кропаль? – спросил кто-то из них. – Кому больше бабу охота, тебе или мне?

– У нас еще десять минут! – отозвался второй. – Ну, где этот Эдик застрял? Рядовой Краснов! Эдик, собачья душа!..

– Да ну его! Девку уже не сыскать. Говорю тебе, на тот берег переплыла!

Раздались другие голоса. Подошли отставшие трое.

Вера превратилась в один сплошной ужас. Вот сейчас подойдет тот самый Эдик, про которого они все время твердят, со своей собакой. И тогда – конец!

Ей хотелось вскочить и побежать, она с трудом уговаривала себя не поддаваться панике и мысленно призывала Грозного, не понимая, зачем он оставил ее одну, и куда вообще подевался.

А Грозный лежал почти строго в середине между ней и бойцами, сливаясь окраской с пожухшими травами и землей. Он готов был, не раздумывая, встать на защиту девушки, если солдаты опять двинутся в их сторону. Но покуда они решали, как быть дальше, и не двигались, молодой пес лежал спокойно, впитывая запахи, которые принесли с собой эти люди.

Среди оттенков разной силы и плотности его мозг отыскал запах Андрея. Слабый, едва осязаемый, кажущийся ошибкой. Если бы он был сильней, а намерения солдат не имели бы столь явно недобрую силу, Грозный, возможно, вышел бы ним и сдался бы их власти, желая только одного – чтобы отвели его к Человеку. Но он был здравомыслящим псом, а от солдат исходила столь отчетливая вонь злости, душок недоверия, опаски и еще каких-то непонятных страстей, что все это вместе возбуждало в Грозном знакомый пульсирующий ток в голове. Сами люди эти пробуждали в нем злобу. Ему хотелось, чтобы они поскорее убрались или хотя бы отошли подальше и не приближались. Но если бы они сунулись, он поступил бы с ними точно так же как с теми, на дороге.

Солдаты передумали искать беглецов, решили поплавать и умыться, пока есть время. Побросав одежду, беспечные преследователи кинулись в холодную воду.

Слушая ахи-вздохи, задорный мат и несдерживаемый рев солдат, Вера и Грозный, каждый на своем месте, терпеливо лежали в траве и ждали, пока те не наплескаются вдоволь.

Грозный, уже поняв, что отсюда беда миновала, немного сместился в сторону и направился к еще одному запаху, вот уже несколько минут терзавшему его мозг каким-то странным позывом, которому трудно было противостоять. Это был след присутствия существа одного с ним рода – чужой собаки, побывавшей с двуногими там, у тополя, где он навсегда оставил мать. Запах этой собаки немного, совсем чуть-чуть, напоминал Тиру, но имел какой-то особенный волнующий и приятный оттенок.

Сквозь густую траву, незамеченный, молодой пес обошел плескающихся солдат, направляясь по их следу как по растекшейся в воздухе дорожке, и вскоре услышал, что кто-то ломится навстречу. Высокая фигура двуногого возникла впереди, но еще раньше Грозный уловил запах той собаки, идущей рядом с человеком. Да и она учуяла его.

Линда, редкостная умница, никогда не позволявшая себе делать что-либо против воли хозяина, в этот раз бросилась вперед, ошарашив Эдика своим резким исчезновением.

– Куда?! – крикнул он через несколько секунд, когда собаки и след простыл.

Заслышав вопли солдат, он разглядел в воде их голые фигуры, но Линды на берегу не замечал.

– Линда! – снова заорал он, теперь вглядываясь в степь, не подозревая, что овчарка находится в каких-то десяти-пятнадцати метрах от него рядом с длинноногим незнакомым псом, наполовину еще щенком.

Оба заинтересованно обнюхивали друг друга.

Для Грозного проснувшееся в нем неравнодушие к другому субъекту оказалось внове, поскольку он был еще слишком молод, и не понимал, что за тайна влечет его к стоявшей напротив собаке. Впрочем, он искал ее только с одной целью и собирался сейчас сделать ровно то, что считал нужным: увлечь подальше эту собаку, которая пришла сюда не просто так, да еще со злыми людьми. Не позволить ей учуять девушку. И ради этого готов был употребить свой дар, пока еще оставались силы.

Овчарка, меж тем, давно заскучала без других собак, да еще это беспрестанная езда в грузовике, постоянный контроль и отсутствие возможности поразмяться – она просто изнывала с тоски. Поэтому, когда Грозный, немного прихрамывая на поврежденную лапу, повлек ее в степь, с радостью отдалась погоне.

Но игривое настроение взрослой незнакомки быстро прошло. К неудовольствию Грозного, она принялась задираться, то ли принимая щенка за жертву, то ли просто из вредности и привитого людьми стремления догнать, схватить и не пускать. Преследуя Грозного, она так и норовила тяпнуть его за ухо, а потом, когда надоело играть в догонялки, вцепилась в загривок и, набросившись всем своим немалым весом, повалила щенка в траву. Еще разок куснула с такой силой, что он даже заскулил.

Только пульсирующая атака могла остановить ее, но это отняло бы лишние силы, а Грозному нужно было, оставаясь незамеченным, вернуть жестокую незнакомку на прежний след, на ту тропинку, которую вытоптали люди, придя сюда. Взвизгнув, он вывернулся из ее хватки и помчался во всю прыть, зная, что если промедлит, новой трепки не миновать.

И в тот самый момент, когда Грозный добежал до протоптанной солдатами дорожки, он развернулся и проделал тот же трюк, что и со стаей, попавшей в тиски боли и страха. Разве что использовал не всю свою мощь, а только часть ее, чтобы хорошенько напугать.

Только что Линда казалась полной энергии и азарта: ничего не подозревая, видя, что объект ее страсти внезапно остановился, она еще прибавила ходу, чтобы ударить его всем телом, сбить с ног, а затем схватить зубами – так, чтобы надолго запомнил, как удирать, – но вдруг сама взвизгнула тонко, ее судорогой схваченные лапы подломились, и овчарка покатилась по траве, ломая сухие стебли. Впрочем, она недаром была служебной собакой: в отличие от тех же поселковых трусливых шавок, не в ее натуре было праздновать труса. И потому Линда не побежала в страхе прочь. Но и постоять за себя не могла. И когда Грозный внезапно подскочил к ней и, мстя за прежнюю обиду, схватил хорошенько за шею и взболтнул, что есть сил, она даже огрызнуться не сумела толком.

Он держал ее зубами за холку. Пульсирующими разрядами забило в голове. Грозный буквально на мгновение заглянул в ее память и узнал, что она видела Человека, и тогда он, как сумел, отправил ей ответный посыл, что он теперь это знает. И пусть она знает, что Человек слишком важен для него!

Окончательно обессилев, Грозный отпустил овчарку и скрылся в траве. А Линда, встав на лапы, очумелая от такого оборота событий, когда какой-то негодный щенок посмел ее цапнуть и ничего не получил в ответ, да вдобавок испуганная головокружением и не унимавшейся болезненной дрожью в мышцах, возмущенно и жалобно залаяла, привлекая внимание хозяина, а с ним и остальных солдат. Дружной пятеркой плескающиеся бойцы выскочили из воды, чуть не на бегу напяливая на мокрые тела непослушную форму.