Ночь была светлая или, как говорят поэтическиенатуры, волшебная. Глаза Льва Николаевича и чудесная его улыбка были полнытакого доброжелательства, а душа Бердичевского так мучилась смятением, что,едва отдышавшись, безо всяких предисловий и предуведомлений, он рассказал едвазнакомому человеку о случившемся. По складу характера и глубоко укорененнойзастенчивости Матвей Бенционович отнюдь не был склонен к откровенничанью, темболее с посторонними людьми. Но, во-первых, Лев Николаевич отчего-то не казалсяему посторонним, а во-вторых, слишком уж неотложной была потребностьвыговориться и облегчить душу.

Бердичевский рассказал про таинственнуювсадницу и свое падение (как буквальное, так и нравственное) безо всякойутайки, причем то и дело утирал стекающие по щекам слезы.

Лев Николаевич оказался идеальным слушателем –серьезным, не перебивающим и в высшей степени сочувственным, так что и сам чутьне расплакался.

– Напрасно вы так себя казните! – воскликнулон, едва чиновник договорил. – Право, напрасно! Я мало что знаю про любовьмежду мужчинами и женщинами, однако же мне рассказывали, и читать доводилось,что у самого примерного, добродетельного семьянина может произойти что-то вродезатмения. Ведь всякий человек, даже самого упорядоченного образа мыслей, вглубине души живет, ожидая чуда, и очень часто этаким чудом ему мерещитсякакая-нибудь необыкновенная женщина. Так бывает и с женами, но особенно часто смужьями – просто оттого, что мужчины более склонны к приключениям. Это пустяки– то, что вы рассказали. То есть, конечно, не пустяки, про пустяки я чтоб васутешить брякнул, но ничего ведь не произошло. Вы совершенно чисты перед вашей супругой…

– Ах, нечист, нечист! – перебил добряка МатвейБенционович. – Куда более нечист, чем если бы спьяну побывал в непотребномдоме. То было бы просто свинство, телесная грязь, а тут я совершилпредательство, самое настоящее предательство! И как быстро, как легко – вминуту!

Лев Николаевич внимательно посмотрел насобеседника и задумчиво сказал:

– Нет, это еще не настоящее предательство, невысшего разбора.

– А что же тогда, по-вашему, настоящее?

– Настоящее, сатанинское предательство – этокогда предают впрямую, глядя в глаза, и получают от своей подлости особенноенаслаждение.

– Ну уж, наслаждение, – махнул рукойБердичевский. – А что до подлости, то я и есть самый натуральный подлец. Теперьзнаю это про себя и должен буду со знанием этим жить… Эх, – встрепенулся он. –Если б можно было искупить ту минуту, смыть ее с души, а? Я бы на любоеиспытание, на любую муку пошел, только бы снова почувствовать себя… – Он хотелсказать “благородным человеком”, но постеснялся и сказал просто. – …Человеком.

– Испытывать себя полезно и даже необходимо, –согласился Лев Николаевич. – Я так думаю, что…

– Стойте! – перебил его товарищ прокурора,охваченный внезапной идеей. – Стойте! Я знаю, через какое испытание я долженпройти! Скажите, ради Бога скажите, где находится тот дом, где жил бакенщик?Знаете?

– Конечно, знаю, – удивился Лев Николаевич. –Это вон туда, вдоль берега, до Постной косы, а после налево. Версты две будет.Да только зачем вам?

– А вот зачем…

И Бердичевский – видно, такая уж нынче быланочь – выдал сердечному другу все следственные тайны: рассказал и про АлешуЛенточкина, и про Лагранжа, и, разумеется, про свою миссию. Слушатель толькоахал и головой качал.

– Клянусь вам, – сказал в заключение МатвейБенционович и поднял руку, как во время произнесения присяги на суде, – что янемедленно, сейчас же, отправлюсь к этой чертовой избушке совсем один, дождусьполуночи и войду туда, как вошли туда Алексей Степанович и ФеликсСтаниславович. Наплевать, если там ничего не окажется, если всё суеверие ивраки. Главное, что я свой страх преодолею и уже тем собственное уважениеверну!

Лев Николаевич вскочил и с восторгомвоскликнул:

– Как чудесно вы это сказали! Я на вашем местепоступил бы точно так же. Только знаете что… – Он порывисто схватилБердичевского за локоть. – Нельзя вам туда одному идти. Очень уж страшно.Возьмите меня с собой. Нет, правда! Давайте вдвоем, а?

И моляще заглянул Матвею Бенционовичу в глаза,так что у того стиснулась грудь и снова потекли слезы.

– Благодарю вас, – сказал товарищ прокурора счувством. – Я ценю ваш порыв, но сердце подсказывает мне, что я должен войтитуда один. Иначе ничего не выйдет, да и настоящего искупления не получится. –Он выдавил из себя улыбку и даже попробовал пошутить. – К тому же вы существостоль ангельского образа, что нечистая сила вас может застесняться.

– Хорошо-хорошо, – закивал Лев Николаевич. – Яне стану мешать. Я знаете что, я только провожу вас туда, а сам в сторонкевстану. В пятидесяти шагах, даже в ста. Но проводить провожу. И вам будет нетак одиноко, и мне спокойнее. Мало ли что…

Бердичевский ужасно обрадовался этой идее,которая, с одной стороны, не девальвировала предполагаемого искуса, а с другой,все же сулила некую, пусть даже иллюзорную поддержку. Обрадовался – и тут жерассердился на себя за эту радость.

Нахмурившись, сказал:

– Не в ста шагах. В двухстах.

* * *

Расстались на мостике через быструю узкуюречку, которой оставалось течь до озера не более двадцати саженей.

– Вон он, домик бакенщика, – показал ЛевНиколаевич на темный куб, что посверкивал под луной своей белой соломеннойкрышей. – Так мне никак с вами нельзя?

Бердичевский покачал головой. Говорить нерешался, потому что зубы были плотно стиснуты – имелось опасение, что если датьим волю, то начнут постыдно клацать.

– Ну, Бог в помощь, – взволнованно сказалверный секундант. – Я буду ждать вот здесь, у Прощальной часовни. Если что –кричите, я сразу прибегу.

Вместо ответа Матвей Бенционович неловко обнялЛьва Николаевича за плечи, на секунду прижал к себе и, махнув рукой, зашагал кизбушке.

До полуночи оставалось две минуты, но и идтибыло всего ничего – даже не двести шагов, а самое большее полтораста.

Глупости какие, мысленно говорил себе товарищпрокурора, вглядываясь в избушку. И ведь знаю наверное, что ничего не будет. Неможет ничего быть. Войду, постою там, да и выйду, чувствуя себя полнымостолопом. Хорошо хоть свидетель такой добросердечный. Кто другой на смех быподнял, ославил бы на весь свет. Мол, заместитель губернского прокурора шастаетна свидания с нечисто” силой и еще от страха трясется.