же на правый бок и тут же повторил то же самое и, прямо-таки не отходя от кассы, чтобы еще и кассир сам не отошел, во всех же смыслах, для правой ее ноги и своего же левого бока, раздвинув их чуть шире и устроившись меж них, чтобы затем продвинуться до конца и скрестить их у себя за спиной, расположившись поудобнее, плотно прижавшись к ее телу своим и смотивировав же еще и ее саму же тем самым обхватить его шею своими руками, пока он же придерживал ее за талию своей левой рукой и за шею сзади правой, чтобы не лишиться их, полностью обескровив их же телами, что же еще немного и продавят стену, выдавив ее же насквозь и точь-в-точь же по их собственным трафаретам.

София же в это самое время скорее и на автомате, по инерции ухватилась за него, как обезьянка за сук или еще коала за ствол дерева, но и точно же уже не ленивец, чтоб вдруг и случайно не упасть, пребывая все еще в небольшом шоке от всего и сразу до в общем и этого же конкретного момента после в частности, произошедшего же за какие-то считаные, несчастные минуты, если и не секунды, пока они были здесь и лишь разговаривали, если так можно было выразиться и их же перебранку так же назвать, и не спеша так уж рьяно, как и он же сам сейчас вопрошал, отвечать, но и отстраняться от него пока тоже не собиралась. Хоть, может, на началах это еще где-то и было, проскальзывало и проскакивало в качестве последней красной саечки, индикатора да и такого же флажка, но, как они все вместе появились и образовались, так и исчезли почти что и без следа, оставив после и за себя же лишь взявшуюся не понятно откуда вдруг уверенность, уверенность в том, что и вот все же происходящее конкретно же здесь и сейчас, с ним, ней и ними — как никогда же правильно и что уж где-где и в чем-чем, а здесь и в этом он точно не причинит ей вреда, не тронув одновременно же и параллельно еще и себя, ведь и как он уже до этого и сам ей еще сказал: скорее он — и лишь себя, чем себя, так еще и ее. При этом же еще, что же было и самое, наверное, и для нее интересно-забавное на момент, из разреза же все «У дебилов мысли схожи» и не говоря уж за «Биба и Боба», да и «Свинью и ежа», она, как и он же сам, не знала — как это все правильно и адекватно объяснить. Так и, ко всему же еще прочему и от себя, пока не понимала и не до конца же еще принимала: ни конкретно же этого, ни ничего. Хоть и уже была уверена, что хуже уже не будет, по крайней мере, говоря же все еще о нем, ней и них же самих. Куда уж? Тут же осознавая, что если уж и не лучше и все-таки придется ждать реального вреда изнутри ли, снаружи, то точно и не от него самого, не полностью и не повсеместно, а весь нереальный и к тому же моральный она выдерживала и выдержала еще до, выдержит и в этот раз, если будет на то нужда и повод. Ну, а пока же его не было и можно было особо не переживать, как и не загадывать — можно было, ко всему, еще и наконец расслабиться и поддаться, сдаться. И она сдалась! Расслабившись не только внутреннее, но и начав постепенно отходить и оттаивать, растекаться и буквально же таять внешне, медленно, но верно и почти же что уже прямо-таки и так же все вновь уверенно отвечая ему на поцелуй.

Ну а Егор же, тут же опять же не теряя даром и зря времени, подсекая же прям при первом же поклеве, будь тот случаен или нет, неважно, важно, что ее, не без довольного хмыка еще больше ослабил свою хватку на ней, позволяя, в свою же очередь, уже и ей смой обхватить его-себя чуть сильнее за талию и шею, пока сам же он с каждым новым касанием и поглаживанием, поцелуем все сильнее и сильнее прижимал ее собой же к себе и стене: левой рукой все еще находясь на ее же талии, оглаживая бок и тонкую полоску открытой бледной кожи, приоткрытую темными тканями одежды, а правой, чуть вернувшись к передней части и стороне ее же шеи, теперь контролировал полностью не только сам поцелуй, но и его же положение, наклон, продолжая вести его и управлять же им сам. Пока у нее же самой между тем начинала мало-помалу жутко кружиться голова, создавая хмельное состояние тела и прямо-таки пьяное ощущение души без градуса, как и какого-либо же алкоголя, что и пьянило же подчас ее куда сильнее же, чем, возможно даже, и сам же он, что градус, что и алкоголь, если бы он здесь и сейчас, а там и в ней же самой был, хотя и ей ли это знать, будучи фанаткой скорее же и дыма в любых же его проявлениях, нежели и чего-то иного, да и редкие вечера с бокалом красного полусухого — не в счет: не из-за этого, как и со всем же до этого, она была прямо-таки и уверена же в этом, как и в том, что это все впервые да и настолько же еще, что и можно сказать же настояно-натурально, лишь на ощущениях, эмоциях и чувствах — искусственно бы ей так не похорошело или, наоборот, поплохело, хотя и опять же, как и кому посмотреть. И окончательно же это она поняла и даже почти что уже и приняла, когда сама начала понемногу проявлять инициативу, прижимаясь с каждым разом, движением и касанием все ближе и крепче, плотнее к твердому и в то же время мягкому к ней и для нее его же телу. А уж и когда его шутка про «всю поверхность продуктового изделия» все-таки дошла и до слушателя, что таки и стал же слышателем, и пришлась же по адресату не только и самому же адресанту, но и адресату, ей и самой не «не захотелось» почувствовать его всего и уже не на шутку, захотелось большего — захотелось полностью.

И, приоткрыв свои губы чуть больше и шире, она позволила ему проскользнуть уже его-своим языком внутрь