локтях и приблизился максимально близко как к ее телу, так и ее же лицу. И, как в случае же с рукой, одной правой, только уже и такой же ногой, распрямив и почти же разведя ей ее же ноги по сторонам, оставил совсем небольшое расстояние как между ними самими, так и между ней и стеной, как еще один шанс, возможность и момент на ее же собственный очередной пируэт, если все-таки захочет, скажет да и прежде же, чем она окончательно прижмется к ним обеим и первая из них уже точно никуда не денется: не в этот раз. — Еще что-то?

— Еще что-то?! — Возмутилась не на шутку София, начав, как обычно, за здравие и передразнивание его, а закончив за упокой и наезд на него же самого за очередное же его самоуправство над ней, оправданно, как она же сама про себя и считала, но и тут же давая себе невидимый подзатыльник за подкормку его же эго, о чем сказала же тут же его немаленькая чеширская физиономия, раскрывшаяся напротив и ознаменовавшая же собой начало новой ее игры на его территории и по его же правилам, а еще и за то, что вытекало же из первого и по правилу же сообщения — втекало обратно: что велась и ведется же на подобного рода разводы с его же стороны, хотя давно уже пора было привыкнуть и относиться спокойно, хотя бы и для своего же еще оставшегося ментального здоровья.

— Ну да… — играючи удивился Егор и тут же надулся от ее же непонимания внешне, внутренне же, в то же самое время, уже почти и давясь, задыхаясь своей же лесной и еловой свежестью, так еще и знатно переслащенной, почти же что и засахаренной на солнце, но и продолжая держать хорошую мину при плохой игре: спасаясь — лишь вдыхая же через нос ее же бушующий от потерянности озон. — Есть что сказать еще или, может, даже сделать — прежде, чем ты уже ни первого, ни второго не сможешь?

— Например, что? Свое мнение?! Егор! — Всплеснула «распустившимися» вмиг руками брюнетка и пару раз даже приложилась раскрытыми их ладонями к его груди: для себя — ударив, для него же — скорее погладив, что и тут же отобразилось на ее же слегка покрасневшем от натуги и сокращения личного пространства, как и зоны же комфорта, лице и его немерено довольном и даже чуть слегка разомлевшем, а на мгновение еще и закатанные почти черные глаза дали понять ей же вдогонку, что массаж ему понравился, доведя ее же тем самым уже окончательно. — Тебе как, вообще, все и за всех решать?!

— Охренительно! — Осклабился блондин и приложился, как и она же к нему, но уже и он к ней и губами к ее же правой щеке, слизнув дорожку муки до виска. — М-м-м… Прям — ожидание и реальность! — И продолжил вести языком, только уже и не по теме разговора, точнее не только да и так же все: не только лбу. — И никакой фрустрации! — Затем — от другого виска и по левой же щеке к уголку губ, стараясь всеми силами затем не акцентировать свое же внимание на еще оставшейся у него Владовской приблуде, но так или иначе все равно опускался к ней, переводя или буквально даже и пиля эту самую точку своими же близкими уже по размеру и к цвету самих же радужек от злости зрачками, готовый уже и вот-вот заставить ее сам досмыть ее после душа еще раз и под ноль или уже сам стереть ее и не только с лица ее же все повторно, но и уже точно навсегда с лица всего, всех и вся, если уж и не снять ее теми же все ножами и как скальп, чтобы затем сжечь в том же самом камине, не подумав за трубу, и тем самым отправить весточку тому же самому Совету с послесловием, что: «Будут еще как минимум две такие же. И три буквы с восклицательным знаком! Высший суд, Хьюстон, ау, у нас тут уже не просто проблемы. Хоть и с той же все буквы… Да! П — понедельник. Спросите же у Гарфилда за его же значение и конкретно же все для него». — Что на вкус, что на запах… Красота! Только вот вопрос: «А по всей поверхности продуктового изделия — так же?».

— Не издеваешься, да? — Толкнулась в него уже и всем же своим телом девушка — в попытке если и не отпихнуть совсем, то отстранить его от себя хоть немного, но была лишена и этого еще имевшегося расстояния, прорехи между ними, тут же: он просто в секунду полностью придавил себя к ней и ее же саму прижал к себе, вжав в стену. — Егор!

— Избавляет от муторного выяснения тех же самых все отношений, знаешь… — спокойно продолжил дальше и на чем остановился же еще ранее в своем ответе парень. — Как и от никому не нужного растягивания времени! Какое бы оно ни было: в разрезе нас или не. Решил — и все! А правильно или неправильно — дело третье. Да и не так важно же уже. Не говоря уж и за субъективизм… В конце концов, можно же и перерешить!

— И опять — ты, да? — Продолжила извиваться в его руках девушка, не даваясь никак к нему и ему же самому: ни телом, ни душой. Ни разумом, ни сердцем. Хотя и тут уже — как и кому вновь посмотреть: ему-то уж все было ясно и понятно, ей же — еще надо было немного повыкобениваться и повыпендриваться, но и чисто уже для себя, как и для галочки в себе же, так сказать, еще подумать, а на ее же манер, сначала — нет и только после уже — да, а затем же и снова — нет! — Ты перерешишь. И ты же — перерешаешь!

— Лучше… Снова! Дурной пример, а, а зарази-и-ителен, не правда ли? От обстановки ли, окружения… И вот стоило до такого тянуть, м? — Усмехнулся Егор, огладив большим пальцем своей правой руки кожу ее подбородка, удерживая при этом же все еще брыкающуюся ее перед собой своим же телом и без особого труда, как и сведя и переведя же ее руки у своей груди в одно и тут же опустив их одной лишь своей левой. — Стоило доводить, а?! Почему раньше так не отбивалась и не сопротивлялась?

— Хочешь сказать, что при ином раскладе сюжета