— Для тебя — нет! — жёстко отрезал Карпенко.

— Это почему ещё?!

Виталий отвернулся. Его и без того суровое лицо стало мрачнее тучи.

— А если подумать, Лада? Самой не догадаться?

— Виталик…

Он уставился мне прямо в глаза:

— Да, Лада. Да. Прямой наследственный риск. И с этим я ничего не могу поделать.

— Виталик, ты же знаешь, что я здорова!

— И я очень этому рад, — угрюмо буркнул Карпенко. — Потому что даже представить боюсь, что бы мне пришлось делать, будь это не так! Но ты встань на моё место. Я терплю тебя и твою самодеятельность только ради Эрика. Не будь его, я не стал бы делать вид, что ты одна из нас.

Я смолчала. Что ж, по крайней мере, Карпенко честен со мной. Сначала стоит оценить это, а уже потом можно оскорбиться.

— Ты вот что, — проговорил Карпенко уже помягче. — Отныне в рейдах тебе делать нечего. Ребятам я приказ уже отдал. Если я ещё раз узнаю, что ты опять прилепилась к какой-нибудь группе, мне придётся принять меры. Кто из дружинников мой приказ нарушит — вылетит вон.

— Как скажете, Виталий Сергеевич, — я резко повернулась и пошла к воротам.

— Лада, постой! Это для твоего же блага!..

Я обернулась на ходу:

— Я всё поняла, Виталий Сергеевич. Для моего блага, конечно же. Для чего же ещё?!

Догонять он меня не стал. Да и зачем ему лишние телодвижения? Особенно ради такой, как я.

В это кафе я всегда заходила неохотно. Есть в этом месте нечто тревожное. А, может быть, мне так только кажется, потому что, как на грех, почти всякий раз, как я тут бываю, случаются какие-нибудь мелкие неприятности. Сама бы я сюда не пошла, но у Макса тут неподалёку надзорное задание, поэтому ему было удобно встретиться здесь.

Я немного опоздала. Не потому, что такая вот я фифа непунктуальная, скорее, наоборот. Но тут надо было статус выдержать. Максу нравится, когда я такая вся девочка-девочка, такой вот прямо классический вариант. Мне кажется, он одобрит даже, если я засуну свой телефон в розовый меховой чехол с ушами. И уж тем более нормально, если я опоздаю.

Кафе внутри напоминало вагон: в узком длинном зальчике единственный проход между рядами столиков. Да и посетители сидят, как в электричке: на двухсторонних диванчиках, спина к спине.

Я застряла на пороге, вглядываясь в посетителей. Выяснилось две вещи: Макса ещё нет, а свободных столиков уже почти нет. Последнее не новость: это мне место не нравится, а народ сюда валом валит, особенно, как нынче, под вечер пятницы. Здесь можно спокойно сидеть-пить-курить-говорить, музыка негромкая, официанты расторопные. А вот то, что Макс опаздывает, это странно. За ним такого не замечено.

Единственный полностью свободный столик был прямо рядом с выходом. За следующим сидел некто с чёрной кожаной спиной и коротко стриженым затылком. Я прошла и села на диванчик позади одинокого посетителя лицом к двери, чтобы Макс меня сразу обнаружил.

Не очень-то приятное местечко у двери, но зато музыка здесь еле слышна, разговаривать не мешает.

Официант с улыбкой положил передо мной несколько буклетов меню и, шагнув в сторону, обратился к стриженному затылку:

— Вы готовы заказать?

— Нет пока! — раздражённо рявкнул тот. — Сначала дождусь знакомого.

— Как скажете, — официант пошёл дальше.

Злыдень за соседним столиком что-то буркнул ему вслед.

В дверях зала возник молодой мужчина, высокий, печальный, с романтическими такими длинными до плеч волосами. Ещё бы ему шёлковый бант на шею и палитру с кистями в руки.

Он скользнул взглядом по залу, но, видимо, не увидел того, кого искал. Нахмурившись, он стал смотреть внимательнее, а потом не его лице нарисовалось облегчение, и он решительно прошёл к соседнему столику.

— Здравствуй!

— Привет, — равнодушно согласился злыдень прямо за моей спиной.

Голос у него был приятно глубокий и ровный. Наслаждаться бы таким голосом, если бы от него льдом не шибало.

— Извини, пробки пятничные, — виновато сообщил пришедший.

— Проехали, — фыркнул стриженый. — Зачем я тебе понадобился?

— Повидаться.

— Филька, ты обалдел, что ли?! — перебил его стриженый. — Повидаться ему… Зачем? Чего ты у меня не видел?

— Тебя я не видел. Ты что, забыл, сколько лет назад мы вот так виделись?

— Ну, ё-моё… — тяжело вздохнул Филькин собеседник. — Я уж думал, случилось что.

— А и случилось. Отцу всё хуже, из больниц не вылезает.

— Если он хочет меня услышать, дай ему мой номер.

— Ник, ты же знаешь, — совсем убитым голосом заговорил Филька. — Звонить он не будет. Как бы плохо ни было. И мама не будет…

Я бы ещё послушала моих странных соседей, но тут позвонил Макс.

— Ты уже там? А вот отменяются наши посиделки, — печально сообщил он мне. — Скажи спасибо дядюшке своему, он меня клонировал и послал в такие разные места, что я не представляю, как мне всё успеть.

— Ну, как всегда… — фыркнула я. — Иногда мне кажется, он делает это нарочно.

— Не исключено, — подтвердил Макс. — Ты как, доберёшься одна?

— А что может мне помешать? Время детское, транспорт ходит. Да и рация при мне.

— Извини, Лада, я не виноват, правда…

— Да брось, дело житейское, — поспешила я успокоить его. — Ты там будь поосторожнее, чтобы не как в прошлый раз. А то у меня в аптечке йод заканчивается, и пластырь на исходе.

Я убрала телефон и с минуту соображала, прямо сейчас мне встать и уйти или что-нибудь съесть-выпить, чтобы потом об ужине не думать.

И тут два спорщика за моей спиной напомнили о себе.

— … Тогда зачем ты меня сюда вытащил? — замечательным своим голосом возмутился стриженый затылок. — И какого чёрта я тут делаю?!

— Ник!..

— Да что «Ник»?!.. Филька, это ты меня послушай ещё раз, если до сих пор не понял. Ничего не изменилось и не изменится. И обиды мои тут ни при чём. Я делаю то, что они от меня потребовали, ничего больше. Никогда они не станут искать контакта со мной, у них принципы. У меня тоже.

— Ник, они стареют…

— Я тебе страшную тайну открою, братик. Я тоже старею. И лучше тебе не знать, как это выглядит. И не уговаривай меня, я к ним близко не подойду. Я предвыборную агитку нашей маман читал на той неделе. Бла-бла… и в конце, как принято: «замужем, есть взрослый сын». Кого из нас она в виду имеет? Уж не меня ли?

— Послушай… — промямлил забитый аргументами Филька.

— Нет, — спокойно, но твёрдо сказал Ник. — Это ты слушай. Если они не выдержали того, что было тогда, а тогда случился всего лишь невинный каминг-аут, то с тем, что я есть сейчас, я к ним даже близко не подойду. И видеться мы с тобой больше не будем, потому что я знаю, что тебе это тоже не надо. Ты выдумал себе святую обязанность и дёргаешь меня… Запомни, Филипп: ты мне ничего не должен. И я не должен, никому. Если вдруг какая чрезвычайная ситуация, и я буду нужен тебе — не им — то звони. Но никаких больше родственных свиданий для «повидаться», тебе ясно?