теперь я немного лучше понимаю дикие вспышки бедолаги Вейна. Вообразить не могу, чтобы такая тьма жила у меня в крови.

От одной мысли об этом меня потряхивает, по плечам пробегает дрожь, и я делаю изрядный глоток рома из бутылки, которую мне удалось спасти от карающей руки Пэна. Алкоголь помогает избавиться от пробирающего холода. Чувствую себя так, будто из меня вырвали душу через задницу. Всё болит, и голова раскалывается. Безопасно ли для Дарлинг вернуться? Может, мне бы полегчало от возможности засунуть хер в её сладкую киску.

Под подошвами Вейна похрустывает стекло: он отыскивает одну из оставшихся бутылок и передаёт спасённый бурбон Пэну. Грудь Пэна тяжело вздымается, лоб покрыт по́том. Король Неверленда не любит проигрывать.

– Выпей, – приказывает Вейн.

Пэн пьёт, стискивая горлышко бутылки так, словно это чья-то шея, которую он хочет свернуть. Вообще-то я его не виню. Он потерял свою тень, Тень Смерти освободилась, и теперь Крюк может заполучить силу, которой не заслуживает.

Я отпиваю ещё глоток из своей бутылки и чувствую взгляд брата.

– Ну что? – спрашиваю я его.

– Как ты себя чувствуешь?

– Я в порядке. Дарлинг меня исцелила. Я бы сказал, что никогда так хорошо себя не чувствовал.

Кас хмурится.

– Прекратите это дерьмо, – морщится Вейн. – Если вам двоим есть что сказать, говорите вслух.

Кас мрачнеет ещё больше. Пэн падает в кожаное кресло, уперев бутылку в поднятое колено, и откидывает голову на высокую кресельную спинку.

– Ну и что теперь? – спрашиваю я. Давайте-ка поскорее с этим покончим, и я пойду к своей Дарлинг.

Пэн сидит с закрытыми глазами. Никто из нас не говорит ни слова.

Внизу с грохотом распахивается входная дверь, и до чердака долетает мешанина звуков.

Некоторые Потерянные Мальчишки возвращаются из города с потерянными кисками на буксире.

Хихиканье девчонок мало чем отличается от звона колокольчиков фейри.

Пэн открывает глаза.

Не так давно, до появления Дарлинг, мы спустились бы к ним, чтобы взять то, что нам нужно. Теперь… теперь я не уверен, что любая мокрощёлка мне подойдёт.

Но что бы мы там ни собирались делать, сейчас всё решается за нас, потому что девчонки приходят к нам по собственному желанию. Они бывали здесь раньше. Они подпрыгивали на наших членах, набирали полные рты нашей спермы.

– Эй, – зовёт первая вошедшая девушка, ленивой походкой направляясь к королю. Он наблюдает за её приближением, полуприкрыв веки.

Не помню её имя, но она лидер этой стайки. Либби или какая-то хрень наподобие.

Она усаживается Пэну на колени. Он позволяет.

Другие девицы подходят к дивану и занимают место между братом и мной. Может, мы и не короли, но принцы, и даже несмотря на то, что нас изгнали, мы, несомненно, ценный приз.

Так и напрашивается дотянуться до какой-нибудь и облапать.

Но при этом мне как-то неохота.

Чёрт, что со мной?

Я не из тех, кому понятно, что значит «не хотеть».

Либби обхватывает Пэна за шею и прижимается к нему. Он делает ещё один большой глоток бурбона.

– Скучал по мне? – спрашивает она, хлопая ресницами.

Девица рядом со мной закидывает ногу на ногу, и юбка ползёт вверх по молочно-белым бёдрам.

– Как делишки, Баш?

Эту я помню. Кора. Я трахал её несколько раз. Но чаще доводил до слёз. Она шлюха во всём: ей нужен и член, и внимание. Но я не то чтобы способен дать ей то, что она хочет.

– Ты самовлюблённый придурок, – сказала она мне в прошлый раз, когда была здесь.

– Кора, милашка, – ответил я, – как будто мне не насрать, что ты обо мне думаешь.

Конечно, в этот момент я засаживал другой девке по самые яйца.

При мысли об этом член вздрагивает, и мне приходится бороться со вспыхнувшим желанием схватить её и затащить к себе на колени.

Что меня останавливает?

Осознание, что прямо по коридору от меня находится Дарлинг.

То, что она обо мне думает, меня как раз беспокоит, и я не знаю, как мне к этому относиться.

– И что ты на меня так смотришь? – говорит Пэн Вейну.

Только у Вейна рядом нет девицы. Будь это реальный шанс заполучить его, любая позволила бы ему за собой погоняться, но здесь заранее ясно, что попытка обречена. Вейну они интересны не больше, чем искусство фигурного складывания салфеток.

– Как думаешь, что сделает твоя крошка Дарлинг, если войдёт сюда прямо сейчас и увидит вот это у тебя на коленях? – ядовито интересуется Вейн.

Либби гневно открывает рот:

– Эй!

Вейн переводит тяжёлый взгляд на девушку, и она быстро захлопывается.

Пэн выпрямляется в кресле и смотрит на Тёмного из-за вздымающихся здоровенных сисек Либби.

– Я король, – заявляет он пьяно. – Я делаю то, что захочу.

– Убеждай себя дальше.

– Мы ни для кого не делаем исключений, – последнее слово Пэн произносит так, словно это несусветная чушь.

– А, так это ты мне доказываешь? – парирует Вейн.

– Ну и что, чёрт возьми, она может с этим сделать? – хмыкает Пэн.

Вейн откидывается на спинку кресла и открывает книгу. У него всегда есть книга под рукой.

– О, она поставит тебе мат ещё до того, как ты поймёшь, что сидишь за доской.

Кас спрашивает у меня: «Как думаешь, когда Вейн признает, что не испытывает ненависти к Дарлинг?»

Я хмыкаю.

«И испортит себе репутацию? Никогда».

«Однако он прав, – замечает Кас, – если Дарлинг придёт сюда, она разозлится».

«Пэн слишком пьян и зол, чтобы трезво мыслить. С радостью погляжу, какая будет сцена, если она появится».

Темноволосая девушка, которую я не узнал, подбирается ближе к брату.

– Меня зовут…

– Мне всё равно, как тебя зовут, – отвечает Кас, едва взглянув на неё.

«Ну и кто сегодня ведёт себя как мудак?» – подкалываю я.

«Отвали».

«Девчонка Дарлинг обвела тебя вокруг пальца».

Кас отвечает мне тяжёлым взглядом.

«У неё на каждого по пальцу найдётся».

Я громко смеюсь. Девицы недовольно хмурятся, раздражённые тем, что их исключили из разговора.

Вейн садится за книгу, а Пэн, будто подначивая его сказать что-то ещё, продолжает возиться с Либби. Но не раздевает её. Не лезет языком к ней в рот. Не пытается её трахнуть.

По его поведению я вижу правду.

Питер Пэн так же сопротивляется своему желанию, как и я.

Глава 5

Уинни

После ванны я укутываюсь в плед и уютно устраиваюсь в кресле у открытых окон, слушая шум океана внизу. В комнате темно, если не считать косых лучей лунного света. Я кладу на подоконник босые ступни, и их овевает