— Другая женщина, — задумчиво произнес Конуэй.

— Нет, ей-богу, — продолжал Ившем. — Дерек в тот вечерразошелся прямо-таки до неприличия — шумел, веселился. Будто пьян был отсчастья. И в то же время — мне трудно это выразить, но — держался он как-то…вызывающе, что ли.

— Как человек, бросивший вызов судьбе, — угрюмо закончилАлекс Портал.

О ком это он — о Дереке Кейпеле? Или о себе? Поглядывая наПортала, мистер Саттертуэйт все больше склонялся к последнему.

Да, вот кого ему с самого начала напоминал Алекс Портал —человека, бросившего вызов судьбе.

От этих соображений его затуманенная изрядным количествомвыпитого виски мысль неожиданно метнулась к предмету его тайных наблюдений.

Мистер Саттертуэйт поднял глаза. Она все еще была там —смотрела, слушала, такая же неподвижная, застывшая — словно неживая.

— Вот именно, — отозвался Конуэй. — Кейпел и правда былчто-то уж чересчур возбужден — я бы сказал, как игрок, который поставил накарту все, — и неожиданно выиграл, хотя шансы имел почти нулевые.

— Может, набирался мужества перед последним решительнымшагом? — предположил Портал и, словно повинуясь некой ассоциации, немедленноподнялся за новой порцией виски.

— Ну уж нет, — резко возразил Ившем. — Я поклясться готов,что у него на уме не было ничего подобного. Конуэй прав: Дерек смахивал наигрока, который рискнул, выиграл и никак не мог поверить в свою удачу.

— Да, но через десять минут… — Конуэй обескураженно развелруками.

Помолчали. Наконец Ившем хлопнул ладонью по столу.

— Что-то должно же было произойти за эти десять минут! —воскликнул он. — Должно! Но что? Давайте по порядку. Вот мы сидим,разговариваем. Вдруг посреди разговора Кейпел встает и выходит из комнаты…

— Зачем? — спросил мистер Юш.

Вопрос, казалось, привел Ившема в замешательство.

— Простите, что вы сказали?

— Я просто спросил зачем, — ответил мистер Кин. Ившемнахмурился, припоминая.

— Вроде бы ничего существенного — так нам казалось в тотмомент. Ах да! Принесли почту. Помните, зазвонил колокольчик, и мы еще все такрадовались? Мы ведь три дня сидели без новостей. Тогда как раз бушевала пурга,самая снежная за последние несколько лет. Из-за заносов ни газеты, ни письма недоставлялись. Кейпел пошел узнать, нет ли наконец чего-нибудь, — и вернулся сцелым ворохом писем и газет. Развернул газету, просмотрел новости, потом взялписьма и поднялся наверх. А минуты через три мы услышали выстрел. Необъяснимо!Совершенно необъяснимо.

— Что ж тут необъяснимого, — пожал плечами Портал. — Простов каком-то письме содержалось неожиданное известие, вот и все. По-моему, вполнеочевидно.

— Ну, не думаете же вы, что такая простая мысль не Пришланам в голову. Следователь, кстати, тоже с этого начал. Но все дело в том, чтоКейпел не вскрыл ни единого письма! Все они остались лежать нераспечатанными натуалетном столике.

Портал был явно обескуражен.

— Но может быть, он все-таки какое-то письмо вскрыл?Прочитал, а потом уничтожил?

— Нет, это исключено. Конечно, это было бы самое удобноеобъяснение, но письма, все до единого, остались нераспечатанными. Он ни одно неразорвал, не сжег… Да в комнате и огня не было.

Портал покачал головой.

— Как странно!

— Вообще все это было жутко, — тихо сказал Ившем. — Мы сКонуэем услышали выстрел, побежали наверх, а там… Ужас!

— Полагаю, вам ничего не оставалось, как позвонить вполицию? — спросил мистер Кин.

— В Ройстоне тогда еще не было телефона, его провели сюдауже после того, как мы купили дом. А в тот вечер здесь совершенно случайнооказался местный констебль. Накануне заблудился любимый пес Кейпела — помните,Конуэй, его вроде бы звали Бродяга? — его чуть пургой не замело. На улице нанего наткнулся извозчик, вытащил из сугроба и отвез в полицейский участок. ТамБродягу узнали, и констебль по пути заглянул в Ройстон сообщить об этом. Онвошел на кухню как раз за минуту до того, как раздался выстрел, — так чтополицию вызывать не пришлось.

— Боже, какая была метель! — снова заговорил Конуэй. — Ведьтогда, кажется, тоже было начало января?

— Скорее, уже февраль. Да, мы как раз собирались ехать заграницу.

— Да нет, я точно помню, что январь! Мой скакун, Нед —помните моего Неда? — захромал в конце января, так это уже после всех этихсобытий!

— Тогда, значит, самый конец января. Надо же, как всезабывается! Прошло каких-то несколько лет, и так трудно вспомнить, когда чтобыло.

— Да, трудное дело, — согласился мистер Кин. — Разве чтоотыщется какое-нибудь заметное событие — для ориентира — скажем, покушение намонарха или какое-нибудь шумное дело об убийстве.

— Ну конечно! — вскричал Конуэй. — Все же случилось как разперед делом Эпплтона!

— А не после?

— Нет-нет! Вспомните: Кейпел бывал у Эпплтонов и, кстати,гостил у них и той весной, за неделю до смерти старика. Однажды зашел о нихразговор, и Дерек все удивлялся, как только его жена — такая молодая, красивая— выносит этого старого скрягу. Тогда еще не было подозрений, что она же самаего и прикончила.

— Черт, а ведь верно! Я сейчас припоминаю, как читал вгазете: «Получено разрешение на эксгумацию[4] трупа», — как раз в тотзлополучный день. Помню еще, голова у меня была занята этим — но тольконаполовину, а вторая половина все не могла опомниться от изумления: как это так— несчастный Дерек лежит там наверху совсем один, мертвый…

— Любопытная вещь, — заметил мистер Кин. — В самыекритические минуты наше сознание непременно выхватывает из происходящегокакую-нибудь незначительную деталь, а потом упрямо возвращается к ней снова иснова, словно она неотделима от переживаний того момента. Какой-нибудь пустяк,рисунок на обоях — а ни за что потом не выкинешь из головы.

— Интересно, что вы именно сейчас об этом заговорили, мистерКин, — сказал Конуэй. — Мне как раз в этот момент вдруг показалось, что я сновав комнате Дерека Кейпела. Он лежит мертвый у моих ног, а за окном передо мнойогромное дерево и тень от него на снегу. Вот так все и стоит перед глазами —лунный свет, снег и на снегу — тень от дерева. Ей-богу, мог бы все этонарисовать по памяти, а ведь в ту минуту я и думать не думал, что смотрю на какое-тодерево.