– Это ж просто скандал, – подзуживал СавваИваныч. – Славян затерли вконец, куда ни глянь – тролли да гномы с прочимикобольдами. Где же жизненное пространство? Где боевой и сплоченный союзславянской нечисти? Или мы уже не в состоянии по рылу въехать? Или матушка-Русьоскудела талантами? О-го-го, мы еще способны…

Любопытно, что в быту это был интеллигентнейший человекгромадной эрудиции, но, начиная интриговать, он каждый раз скатывался клубочным призывам.

– А может быть, не надо так-то? – робко вмешалсялеший Полуэкт, старичок с чеховской бородкой. – Как-никак нечисть нечистидруг и брат…

– Нечисть нечисти люпус эст, – небрежно отмахнулсяСавва Иваныч. – Ты, Полуэкт, слишком долго при Кунсткамере проторчал, иэта развращенная Западом интеллектуальная среда тебя погубила. Мы – нечисть изглубинки, истовая, кондовая… ну, словом, по Блоку и Бушкову. Компромиссов непризнаем, так что катись отсюда, старче, пока я тебе ненароком окуляры нерасшиб…

Публики прибывало. Колыхались огоньки черных свечей, звенелишпоры, мелькали крахмальные пластроны, ментики, мантии, остро посверкивалибриллиантовые перстни, мотались напомаженные чертячьи хвосты. Проворныевурдалаки рангом пониже в красных камзолах разносили шампанское и коктейль«Чистилище». Звенел вальс Штрауса, и панна Юля Пшевская кружилась с бравымвампиром с острова Мэн, первым секретарем мэнского посольства при резиденцииДракулы. Ходили слухи, что Юленька – любовница Франкенштейна и дуэль будет какдва пальца, потому что этот консульский хлыщ нагло обхаживает панну вторуюнеделю, а Виктор – человек ревнивый. Не так давно все эти балы и сплетни всерьезинтересовали Гая, но он успел убедиться, что полезной информации отсюда невыжмешь.

Неподалеку умиротворенно слушал музыку и полизывал мороженоеБрэм Стокер, почетный председатель Всеадского Совета, удостоенный за заслуги ввампирологии Большого Креста Адского Пламени с марсианскими алмазами. ШайкаСаввы Иваныча только и ждала повода, и он вскоре представился – какой-тоэнглизированный заморский тролль в дымчатых очках наступил Сукину-РаспросукинуКоту на ногу, которую леший специально и подставил. Не размениваясь на пошлуюперебранку, Сукин Кот сгреб обидчика за ворот смокинга и с молодецким уханьемпринялся молотить кулачищем по чему ни попадя. Бросившихся на помощьсоотечественнику кобольдов встретили кастетами водяные, а сзади налетели сразлапистыми подсвечникам Лихо Одноглазое и Вырвипуп. По залу с гиком игоготом, сшибая танцующих, покатился клубок, в котором уже не разобрать было,кто кого лупит и чем. Остальные не обращали внимания, танцы продолжались,оркестр, заглушая безобразный шум драки, заиграл полонез Огинского, считавшийсяздесь белым танцем, и Гай поначалу не удивился, когда к нему подошла ЮляПшевская, с готовностью щелкнул каблуками, но девушка схватила его за руку ипотащила по коридору. За спиной орали и ухали, матерились на разный лад, вдраку, хватая подсвечники, бросались опоздавшие лешие и тролли; оглянувшись вдверях, Гай успел увидеть, как Савва Иваныч неподражаемо колотит выхваченной умузыканта виолончелью короля Коля, а кто-то зеленобородый торопливо колдует вуглу, перебирая завороженные четки, но непонятно, на чьей он стороне, очень ужкосмополитического облика…

– Вздорная компания, – пожаловалась панна Юлька смилой гримаской.

Была она русоволосая и голубоглазая, в кружевном бальномплатье, духи ее пахли возбуждающе и загадочно. Пухлые детские губки, невинноеличико, но, приглядевшись, отыщешь в нем что-то настораживающее…

– Ты куда меня тащишь? – поинтересовался Гай.

– Где не помешают, – пояснила она. – Вот сюдахотя бы. Запирай дверь и помоги мне снять эти кружева, ужасно застежкинеудобные.

За стеной могуче храпели с присвистом – там отсыпался послевчерашнего бронтозавр Гугуцэ. Расстегнуть эти неудобные застежки, на которыеона жаловалась, оказалось неожиданно легко, оставалось пробормотать на скоруюруку несколько бездарных комплиментов, чтобы создать видимость глубокойстрасти, едва ли не любви, тактично убежало сквозь стену ненароком заглянувшеепривидение, Юлькины маленькие груди умещались в ладонях, и взбираться навысокую кровать с дурацким балдахином не было охоты, так что пришлосьопрокинуть ее прямо на смятые бальные кружева, кусая покорные губы, запахрасплавленного воска возбуждал, и она уже стонать не могла, едва не теряясознание, и то, что Гай с ней делал, было уже форменным зверством, но он, судивившим его самого ожесточением, вдыхая горьковатый аромат девичьего пота,проникал все глубже, пока к прежним горячим запахам не примешался голубойаромат крови. Тогда он опомнился, встал и стал собирать разбросанную одежду.Юлька осталась лежать на измятом бальном наряде, разгоряченная, растрепанная ивсе равно красивая, кровь на ее ногах превратилась в стайку алых бабочек,упорхнувших в каминную трубу.

– Ну и ну, – сказала она, повернув голову и невставая. – Ты меня форменным образом изнасиловал, Гай. Хотя так даже интереснее.Как ты думаешь, ребенок у меня будет?

– А черт его знает, – проворчал Гай. Бежать,бежать отсюда, наплевав на задание, дураку ясно, что выполнить его не удастся…Что-то пушистое, неуловимо голубое смялось в его душе. Данута, с запоздалымраскаянием подумал он. Совсем плохо. Правда, если верить авторитетам вродеСаввы Иваныча, даже роковые треугольники в наше время устарели, роковойдвенадцатиугольник, не меньше…

Когда они вернулись в зал, драка почти утихла. Еще утюжили вуглу джентльмена в импортной бороде Сукин Кот и Вырвипуп, еще Савва Иванычдоламывал о грузина сменивший виолончель контрабас, а Лихо уволакивало тушотландскую ведьмочку, громогласно обещая на деле доказать разницу между южнымчеловеком и исконным славянином. Но было ясно, что это финал. Славянская нежитьдоказала, что она всегда на высоте. Появились новые лица, оркестрантов сменилишестеро смуглых бородачей в чалмах, свистели флейты, и под булькающий зазывныйритм старинной восточной мелодии в центре зала танцевали черноволосые девушки впрозрачной кисее. За спинами гостей мелькнула длинная мизантропическаяфизиономия графа Дракулы.

Гай взял с подноса бокал и жадно осушил его, не ощущая вкусаи крепости. Чувствовал он себя премерзко, хотелось незаметно ускользнуть домой.Юленька, наоборот, улыбалась так невинно, словно это и не она пять минут назадизнемогала, хрипя, что ей больно и она не выдержит. Шурша платьем, на которомбыла еще заметна пыль комнаты, видевшей и не такое, она направилась впротивоположный конец зала, увидев там, судя по улыбке, кого-то знакомого.

Упала она неожиданно. Скорее всего, выстрел был бесшумным.Алое пятно расплылось на кружевах, сотканных слепыми мастерицами в здешнихподземельях. Гай успел перехватить злобный взгляд мэнского дипломата.Бессмысленно было бы искать стрелявшего, наверняка это был Слепой Выстрел –один из тех, что был сделан в какой-нибудь из сотен войн прошлого, но не нашелтогда цели. Наиболее умелые колдуны способны притягивать из прошлого такиевыстрелы, копить их и направлять на свою жертву. Как сегодня.