виорентцев. Возможно, он сделал это для того, чтобы ладены не вспомнили бога предков. Того самого, на которого сейчас их потомок смотрит.

Иноземца отвлек стук сандалий по камню. Поднятый с постели к ним спешил священник, остановившийся в десяти шагах, как узнал Виала. Волосы его были всклокочены, борода нечесаной. Под глазами пролегли темные круги – результат ночного бдения и молитв. Простая белая туника, затянутая поясом, напоминающим корабельный канат. Да это и был канат, аналогичный тем, что используют моряки.

– Вернулся! – воскликнул жрец. – А мы полагали, что волны забрали тебя. Весть о гибели Таска дошла до нас. А ты вернулся!

– Волны помотали меня по волнам. Пять судов занял путь домой.

Жрец покачал головой, услышав это. Сменить в пути судно для любого навклера означает претерпеть суровые испытания.

Виал спустился навстречу жрецу, обнял его, не дав привести себя в порядок.

– Рад видеть тебя, Макула, – Виал выпустил жреца из объятий и указал на Китора. – Позволь представить нашего брата из страны Ладенов. Имя его Китор сын Пагаса из Фесм.

Китор кивнул жрецу.

– Брат? – прошептал Макула. – Ты не можешь без спутников.

– Наш брат, – тот же шепот в ответ.

Священник не дождался пояснений, но понял намек. Он предложил подняться в храм, где на алтаре Мефона следовало закрепить союз двух народов, двух городов. Пройдя мимо гостя, Макула на мгновение остановился. Они обменялись взглядами и, казалось, поняли друг друга. Эти трое были людьми одного сорта, пусть профессии у них разные.

Прежде чем прояснить ситуацию, следовало провести церемонию. После этого жрец уже не сможет отступить. К тому же, слова, освященные ритуалом, приобретут высший смысл. Весть об открытии очередного храма может быть воспринята неправильно. Виал решил перестраховаться.

Взобравшись по ступеням, Макула выудил из складок туники ключ и отпер храмовую дверь. Ржавые петли натужно заскрипели, с металла облетели хлопья, упавшие на голову. В воздухе возник медный привкус, даже перебивший оставшийся от пролитой на алтаре крови.

Петли намеренно не смазывали, двери не реставрировали. Дерево рассохлось, глубокие трещины пролегали в створках. Краска давно уже облетела с резьбы, которая стерлась от прикосновений тысяч прихожан.

Внешний вид храма передавал суть бога, которому здесь поклонялись. Это был холодный, суровый бог, процветающий среди смертоносной для своих последователей стихии. Опаснее только духи, проживающие в огненных горах, разбросанных по всем обитаемым землям.

Створки распахнулись. Китор зажмурился и отступил на шаг, когда из священного пространства на него пахнуло тленом и кровью. Не гниль, не затхлость, а холодный нечеловеческий запах.

– Смелее, – хмыкнул Виал. – Нам ли бояться холодных духов.

Китор кивнул и вошел следом за жрецом. Виал замыкал, прикрыл створки. На руках остались частички ржавчины. Глаза не сразу привыкли к темноте. Свет лился из небольшого отверстия под сводом крыши. Ни факелов, ни свечей. Огню тут не место. Дышалось в храме с трудом, холод пропитал влажные камни.

Макула разулся, предупредил Китора, чтобы тот поступил так же. Виал уже сбросил сандалии. Ледяной пол обжог, возникло ощущение, словно по щиколотки увяз в иле.

Чудились странные звуки: щелчки и мелкий перестук. Приглядевшись, Виал не заметил крабов, которых вообразил. Только их мелкие конечности могут создавать такие щелчки. Каждый раз он ожидал увидеть здесь морских тварей, но каждый раз это была иллюзия.

Каким образом жрецы создавали иллюзию, Виал не представлял. Галлюцинация была настолько реальной, что покидая приделы храма, человек не сразу осознавал, что ступил на твердую землю.

Зыбкость реальности, в которой жили люди, здесь ощущалась сполна.

На Китора убранство храма произвело впечатление. Хотя внутри не было ничего яркого, ценного. Хозяин пустоты предпочитал сталь и кровь, а не золото и вино. Лишь лепешки могли его заинтересовать, да и то не всегда.

Жизни наземных тварей привлекали бога больше всего.

Сбоку от входа находилась огромная скульптура – смесь карпа и осьминога. Это был подарок Хенельги храму. Она изобразила Мефона так, как представляла. И вот удивительно, священникам понравился этот образ. Иначе бы они его не установили здесь.

Дерево было свежим, не успело покрыться налетом, характерным для целлы. От скульптуры все еще пахло деревом, но это было непростое дерево. Виал потратил десяток золотых, чтобы купить заготовку из самшита. Обманчивое дерево, судно из него не построить. Зато оно пришлось по вкусу Мефону. У дерева есть другое имя – железное.

– Железо и кровь, – пробормотал Виал и коснулся статуи.

Она его пугала, не могла не пугать. По спине пробежали мурашки, рука моментально захолодела.

И все же, эта скульптура была частью его. Не только образ покровителя, но и творение спутницы.

– Береги их там на севере.

Глупо об этом просить. Виал не мог удержаться.

В центре квадратной целлы располагался алтарь. На нем были рельефы, стершиеся от времени. Сам камень покрывал зеленоватый налет, словно это были водоросли. Как признался Макула: это легендарный камень, выброшенный на берег еще до прибытия поселенцев, основавших Циралис.

Потому-то камень выглядит так, словно только из воды.

Если приглядеться, на нем можно увидеть змеиные ноги Хозяина. Или же это обман зрения. Разум пытается подстроить картину знакомой реальности.

Алтарь был покрыт запекшейся кровью. В дни приношений его обливают кровью, но только на жертвеннике сохраняются багровые пятна.

– Вошедшие, приблизьтесь! – приказал Макула.

Навклеры подошли к алтарю не без опаски. С каждым шагом они ощущали сопротивление, словно шли через воду. Дышалось все тяжелее, воздуха не хватало. Смертельный холод пробирал их до костей. Подобное же испытывал священник. Его лицо было бледным, губы посинели от холода.

– Крови было пролито много, – заговорил Виал, взяв инициативу в свои руки. – Мой дар иной – это судно, рожденное на берегах близ Саганиса, из дерева той местности. Из царства, ранее принадлежавшего Энносигею. Я отдаю храму это судно, на котором пиратствовал в водах Сикании. Я зарубил два десятка данаев, утопил три десятка их судов и сжег два поселения. Это мой дар Мефону!

– Дар принимается, – без колебаний сказал Макула.

– Мой дар прост, это вино и керамика Виорента. Рожденные в землях и из земли торгового города.