Китор вынул из котомки амфориск и поставил на жертвенник. Макула взглянул на сосуд, перевел взгляд на ладена и кивнул. Ему удалось сдержать эмоции, священнику Мефона не полагается бурно выражать радость.

Посыл ясен. В особенности, почему Виал назвал пирата братом своим и народа Гирции.

– Твой дар принимается. Ты наш брат. Пусть взгляд из глубин обратится на твоих врагов и руку, что держит сталь. На твою руку, – Макула взял амфориск и разбил об алтарь.

Вино разлилось по поверхности. В воздух проник робкий аромат меда и цветов. Аромат лета очаровавшего холмы Виорента. Этот аромат вскоре утонул в мрачном сумраке храма.

– Дай руку, что карает врагов Мефона! – приказал Макула, сжал запястье ладена и заставил его прикоснуться к алтарю.

Китор ощутил укол, но не отдернул руку. Его кровь смешалась с кровью жертвенных животных и навклеров, что навсегда связали свои жизни с храмом. Теперь у него нет обратного пути. В Фесмах, если ему доведется вернуться, придется возвести храм Мефона. Иначе Хозяин пустоты разозлится на трусливого последователя.

Связь с гирцийским… нет, связь с древним богом обогатит ладенов и освободит от ненавистной власти данаев. Вновь обретенные братья помогут вернуть былое величие. Потребует они за это только море крови и сотни потопленных кораблей. Невелика цена за свободу.

Глава 8

Прошло три дня, прежде чем трое путников смогли покинуть окрестности Каллиполя. Хенельга поняла, что сами они бы тут не прошли. Сомневалась, что смогла бы убедить в этом Эгрегия. Более того, им пришлось бы посетить полис.

Степняку не требовалась помощь данаев, чтобы выжить.

На север от города вновь начинались степи. Уже не такая беспощадная местность, как была за Горловиной. Среди желтого разнотравья встречались островки колючей зелени. Из земли били ключи. Зайцы и куропатки словно намеренно лезли под ноги.

Чуть погодя, иноземцы научились заранее примечать, где сидят птицы. Для степняка пленники служили чем-то вроде псов – поднимали дичь, чтобы стрелок мог ее сбить. И ни одна стрела не прошла мимо. Точность, с которой бил степняк, поражала.

От его стрел уйти не удастся, а зачем он вел иноземцев на север – непонятно. Спаситель не отвечал на этот вопрос, вообще, был на редкость неразговорчив. В своих странствиях он не тосковал по людскому говору.

Лишь на стоянках порой удавалось выбить из степняка пару слов, пока он разделывал добычу. Одежду он украшал перьями с ощипанных куропаток, на икры повязывал полоски от заячьих шкурок. Про Скирту и быколюдей он молчал. Возможно, просто не знал, где находится город. Эгрегий не сомневался, что «спаситель» только слышал об искомом месте.

Пока путь пролегал в одном направлении, чужестранцы не возражали.

Море все еще виднелось по правую руку, а Рифинские горы отступили. Река ветвилась среди холмов, чьи берега были отмечены высоким камышом. Самой воды не видно, но наверняка синяя дорога интенсивно используется.

На востоке в морях хозяйничали данаи и быколюди, а на западе иные варвары захватили контроль над рекой. Лишь степь не имела господина, песок и глина мало кому нужны. Плодородные земли, как припоминал Эгрегий, есть на северо-востоке. Слишком далеко.

И все-таки, люди здесь были: следы босых ног, обломки грубой керамики, отпечатки копыт. Стада в пять десятков, а то и в сотню животных прогоняли с одного пастбища на другой.

– Мы уже в землях рипенов, – сказал Эгрегий Хенельге.

– Ты узнаешь что-нибудь? Приметы.

Эгрегий пожал плечами.

Местность веками не меняется, если только человек не подпаливает траву или не начинает копать. Примет не найти, потому что знакомый холм может с другой стороны предстать совсем в ином виде.

Варвары изучили повадки земли, привыкли и приспособились. Они знали, как легко здесь заметить врага, при этом умели среди травы скрыть богатства.

Древние курганы давно разграблены. Племена, что возводили их, были вытеснены, а пришлые не испытывали страха, грабя мертвых и выкидывая кости на солнце. Затем пришельцы, уже став полноправными хозяевами степи, возводили собственные курганы. Так продолжалось веками, пока искусственные холмы не перемешались с естественными.

Среди этого многообразия встречались такие, что с первого взгляда узнавал всякий степняк. Это были или святилища богов, или развалины укреплений. Полноценных городов степь никогда не знала, лишь у воды основаны крупные поселения.

Но до них далеко.

И все же, Эгрегий узнал одно место. На мелкой речушке, в которой вода имела неприятный привкус, располагался укрепленный поселок. Давно брошенный и занесенный белым песком.

Со стороны могло показаться, что здесь когда-то жили люди. Вот и покосившийся частокол, и фундаменты строений. Саманные хижины были смыты дождями, превратились в глиняные холмики. Камня варвары не использовали, хотя окрестные склоны богаты песчаником, мелом.

В блестящем склоне к реке проложена тропа, в ней вырублена лестница, укрепленная досками. Словно жители ходили к воде, а когда воды реки лишились жизни, люди ушли.

По спине Эгрегий пробежали мурашки. Это место он знал. Видел собственными глазами, но не мог припомнить когда, кто его привел сюда. Возможно, он только слышал рассказы о призрачном городе.

Здесь никогда не жили люди. В Гнилой речке вода всегда была ядовита. Пить ее нельзя, да и не захочется. Ведь всего в половине дня пути будет источник с соленой, но все же пригодной для питья водой.

Варвары построили этот город не для себя, а для духов степи. Это священное место, запретное для смертных, храм под открытым небом. В сердце его в землю вбит меч, чей металл противостоит дождям, песку и солнцу. Он не ржавеет, не тупится.

– Идемте, – степняк поторопил иноземцев.

– Это запретный город, – ответил Эгрегий, не желая сходить с места.

Хенельга поняла, что ее друг узнал и реку, и поселение.

– Идемте!

– Беспокоить духов мы не намерены!

В руках у чужаков были только мешки с трофеями, при желании ими можно прикрыться и использовать как оружие. Спаситель стоял в пяти шагах, лук был убран, но чужаки помнили, как стремительно выхватывает