Такой до боли знакомый голос. Высшие силы, разве может человек быть таким чудовищем? А я ещё имела глупость жалеть его, мол, может его мать недолюбила. Как же стало мерзко на душе. Он убил Алека, его руки в крови того, кто был моим светом. Плакать я перестала, а соленый след со щеки вытерли ласковые пальцы Амадео. Подняв голову, я посмотрела в эти ранее весёлые, а нынче грустные, глаза и, встав на колени, развела руки, за-ключая мужчину в объятия. Ему тоже пришлось не сладко. Услышать голос той, что все ещё бредит раненое сердце. Разбитое, потому что Фио выбрала не его, а Матео. А моё присутствие тревожит душу по сей день. Да, я догадывалась о любви Амадео к Фио, и, в некоторых момен-тах, пользовалась этой его слабостью в своих эгоистичных целях. Обнимая его, гладя по ухо-женным волосам, спине, я пыталась молчаливо выпросить у него прощение.

— Прости меня… Прости, за то, что использовала. Что делала вид, будто не замечаю твоих тер-заний за веселой улыбкой. Прости… — шептала я, продолжая гладить его, боясь смотреть в гла-за.

— Вивьен, не нужно. Разве можно обижаться на тебя? — услышала я приглушённый голос Амадео, что зарылся лицом в мои волосы. — Ты не похожа на неё. Да, какие-то черты лица проглядываются, но на этом всё. Вы две противоположности, хоть и душа одна.

— Акватор говорил, что я совсем другая. Но у меня были веские причины не верить его словам, — ответила я.

Его плечи под моими ладонями задрожали, Амадео смеялся.

— Не думал, что скажу такое в контексте со словом Акватор, но он, черт бы его унес, прав. И от этого еще тревожнее за тебя… — тяжело вздохнув, сказал профессор. Отстранившись от мужчины, я посмотрела ему в лицо и спросила:

— Дура ли я, если не боюсь его действий и гнева? Но у меня стойкое ощущение, что беда нагрянет не в лице Акватора.

Он задумчиво обвел меня взглядом, потом встал, подошёл к трюмо, где ранее незнакомка оста-вила свои рабочие принадлежности и, взяв мою маскарадную маску, вернулся. Помог мне встать, отряхнул платье и одел маску, завязывая сзади атласные ленты. Потом немного отошел, улыбнулся, предлагая свою ладонь, в которую я без раздумий вложила свою.

— Вивьен, я помню, ты упоминала вскользь, что не умеешь танцевать. Боишься на ба-лу отоптать ноги сраженным твоей красотой кавалерам? — подшучивая, спросил он и, поддер-живая меня рукой, направил кружить вокруг себя, словно я балерина из музыкальной шкатулки. — Раскрою тебя один секрет… И отпустил руку, но испугаться, а тем более упасть, мне не дал. Секунда, и надёжные руки об-хватывают талию, и, делая па не знакомого танца, Амадео приподнимает моё тело над полом. Я зачаровано развожу руки в сторону, и чувство невесомости ошеломляет. Звонкий и радостный девичий смех слышится в комнате, а спустя краткое мгновение к нему присоединяется грудной мужской. В то мгновение, мне казалось, что печаль прошла, и вышло солнце, но, увы, лишь показалось. Стоило Амадео опустить меня на пол, как навалилась грусть, и не было ей конца. Тумана на воспоминания об Алеке больше не было, и они обвили тело ядовитой змеей, жаля сердце, стои-ло лишь задуматься… А виноват в этом Акватор. Опять он… Не думать… Не знать… Только не сейчас… Не в это день… Нужно было лишь немного подо-ждать, и то, чего я желаю, произойдет. Я надеялась, что он любит меня, хоть самую малость. И тогда моя месть сможет достичь его тёмного сердца… Отвлек меня от мыслей Амадео, дергая за кудрявые локоны причёски.

— Эй! — возмутилась я. — Мне ещё на бал явиться нужно.

— Ну вот… Стоит лишь девушке прихорошиться, перышки почистить, как всё — "не тронь, отойди"… — сделав печальную моську, сказал мужчина.

— С тобой нельзя серьёзно. Все перевернешь с головы до ног, профессор Амадео, — улыбну-лась я. Ещё раз намотав локон на палец и потянув, он поднял другую руку, отодвинул рукав стильного серебристого пиджака и посмотрел на наручные часы, что явно стоили целое состояние.

— Хм, Вивьен, а нам спешить уже нет смысла, бал начался и без нас, — не слишком огорчаясь по сему поводу, сообщил он. — Но стоит хотя бы появиться там, к тому же у нас планы. Ты не передумала? — Не-а, я готова к предстоящему, как никогда, — ответила, вспоминая слова Акватора перед наложением заклинания. А затем Амадео построил портал, в который мы с ним слаженно, рука об руку, вошли.

"Неужели, я сегодня побываю на настоящем балу? И не где-нибудь, а в Академии Четырёх Ко-ролевств", — подумала я, и захотелось ущипнуть себя.

Портал Амадео перенёс нас к самому входу в бальную залу академии. И первое, на что мой взгляд упал, стали колонны: мраморные, сделанные в виде двух сидящих львов. Впечатляющая работа мастера своего дела, иначе и не скажешь. Проходя мимо таких колонн в зал, я ловила себя на мысли, что лишь бы они не ожили, пока бал не закончится. Когда мы с Амадео, рука об руку, вошли в зал, как раз звучала музыка, а стайки студентов весе-ло танцевали и о чем-то перешептывались. Отпустив руку профессора и отойдя немного в сто-рону, я стала заворожено оглядывать помещение. Такого скопления невероятного интерьера мне ранее не доводилось встречать. В центре зала располагался фонтан: выполнен он был из белоснежного мрамора и представлял собой прекрасную юную девушку, окруженную ажурным ограждением, — её тело оплетали дикие красные розы. От этого шедевра по кругу во всё сто-роны на полу, как лучи солнца, виднелись золотые узоры на чёрном фоне.

Стены стояли без каких бы то ни было украшений, то есть без картин, зелени. Да и зачем смот-реть на них, когда взгляд всё равно устремляется вверх, на потолок. Или скорее на его визуаль-ное отсутствие — вместо обычных гравировок, студенты могли наблюдать осеннее небо и вол-шебный звездопад. Казалось, стоит мне протянуть руку, и на нее приземлиться сказочная звез-да… Не знаю почему, но, глядя на это чудо, на глаза наворачивались слезы, а сердце обливалось ядом горечи. Воспоминания прошлых перерождений? Но что-то в груди настойчиво подсказы-вало, моё. Далекое, утерянное, но точно моё и сердцу близкое.

Черт, о, черт…

— Ма-ма, — губы тихо шепчут священное слово для любого ребенка, а сердце замедляет уда-ры. — Мама.

— Вивьен? — чьи-то руки схватили меня за плечи и начали легонько встряхивать. — Ну же, приди в себя. Вивьен, что ты там увидела?

— Ма… — губы дрожат и не могут выговорить легкое слово, но не для моей души, что не по-знала ни в одном из своих перерождений и крошечной доли материнской любви и тепла. — Маму… В этом волшебном звездопаде, моё сердце отыскало силуэт мамы. Моей, Амадео, моей понимаешь?

— Прости, маленькая, но имя твоей матери сокрыто за семью печатями. И даже мой дар не мо-жет увидеть сквозь них. Прости, — сказал он.

— Почему всё так сложно? Разве, что-то изменится, если я узнаю, кто моя мать?

— Вивьен, сегодня волшебная ночь равноденствия. Не нужно растрачивать её на печаль. Я ве-рю, рано или поздно, всё станет на свои места, и в твою жизнь вернется заслуженное счастье. А сейчас… — сделав шаг назад, Амадео поклонился и предложил свою руку. — Предлагаю затан-цевать горе в танце. Стоявший напротив мужчина, я видела, пытался казаться веселым и беззаботным, но глаза не умели лгать также правдоподобно, как губы, что легко могли изобразить улыбку. Амадео стал первым моим другом спустя два года после неожиданной смерти Алека и не хотел становиться ещё одной причиной для моих печалей. А я так низко использовала его чувства. Похоже, моя жизнь под одной крышей с семейством Бриджертонов и их лицемерием и желанием достичь своего не смотря ни на что и ни на кого, даром не прошла. "С волками жить — по-волчьи выть".