Но мысль как мелькнула, так и пропала: ничего не поменяется, история повторится в других декорациях.

Геранта умерла и снова возродилась, чтобы мучить меня и терзать, чтобы лишить покоя и самообладания. Нельзя дёргать Дракона за хвост, если боишься сгореть в огне. Я обожгу свои крылья, а уж потом устремлюсь к ледяным звёздам, чтобы ветер бил в морду, превращая кровь в лёд.

— Вы кажетесь мне знакомым. Где мы встречались ранее? — спросила она после паузы, во время которой мы вглядывались друг в друга.

Ещё одна игра, Геранта тоже любила делать вид, что мы незнакомы.

— Наверное, на балу королевы-матери, — с лёгкой улыбкой попрощался я и выпустил её руку. Ушёл не оглядываясь, чувствуя на себе её взгляд. Обидел, оскорбил, пусть полютует, будет больше думать обо мне.

Я вышел почти в лето. Горячий воздух был не по-весеннему тяжёл, а на вымощенных крупным булыжником улицах всё больше сновало самоходных повозок, открытых и закрытых, они пыхтели и чадили как неповоротливые насекомые, вытесняя с улиц прошлое в виде запряжённых лошадьми экипажей.

У меня разболелась голова, я сочувствовала коням, в страхе шарахавшимся от гудящих моторов, а глупые люди смеялись над неразумными тварями, как всегда делают, близоруко щурясь, ослеплённые фальшивым блеском нового. Геранта предала меня ради кого-то другого, ради блеска власти, к которой привыкла.

Остальных же манил лишь запах моего золота и сверкание драгоценных камней. Они все получили по заслугам: пыль, что не удержать в руках, когда нагрянет первый порыв северного ветра.

Обо всём об этом я размышлял, когда экипаж с чёрными занавесями мчал меня к дому Лаветт. Лишь бы не думать о Геранте и о той, в чьём теле она возродилась! Мне было без разницы: одна и та же это женщина или нет, пусть сгорят обе и наконец перестанут меня мучить!

Возможно, я пожалею о том, что безвозвратно потерял их обеих, но всегда буду считать, что поступил правильно. Жалеть — удел того, кто чувствует, желать вернуть прошлое — мечта безумцев. Я был первым, что уже удивительно для Дракона, и не желал становиться вторым.

Безумцем.

Я вздохнул. Еду в дом, где живёт одна из них, пока ещё разум Оливии, стройный и цепкий, заключён в прочную клетку, и чудовищам в потайных уголках её черепной коробки до него не добраться, но придёт день, и клетку сломают, тогда Оливия безвозвратно погибнет. По крайней мере, не будет такой, как прежде. Мы все не будем.

— Доброе утро, Дэниел! — хозяин самолично встретил его в гостиной, куда слуги заглядывали редко, чтобы не злить милорда. — Вижу, вы любите ранние прогулки. Наносили визит вежливости семейству Морихен? Как поживает их старшая дочь, слышал, она совсем поправилась?

Лаветт поднёс платок к губам и протяжно закашлялся. В душной комнате с закрытыми окнами, потому что целители говорили, свежий ветер вреден для больного чахоткой, разлился запах свежей крови под густым ароматом кардамона и солодки, смешанных со ртутной водой. Притирки, зелья, микстуры — всё это не помогало, Лаветт находился на той грани отчаяния, которое толкало людей на безрассудство или преступление.

— Совсем хороша, милорд, — ответил я, дождавшись, пока хозяин обретёт способность говорить. — Я съезжаю от вас. Благодарю за гостеприимство и так далее. Я не слишком талантлив в словоблудии, уж простите.

— И вы больше не нуждаетесь ни в моём покровительстве, ни в браке с моей племянницей? Так думаете? — он отбросил окровавленный платок на столик и побагровел. Я лениво подумал, что сейчас его хватит удар, и так будет лучше для всех.

Оливия получит наследство, которое вскоре перейдёт её мужу, в претендентах не будет отбоя, а я смогу заняться своей главной целью.

Конечно, милорд Вигонс, даже не требуется сомневаться, что стало с настоящим носителем этого имени, тот ещё негодяй, но пока наши интересы совпадают, влиятельный и беспринципный союзник мне подходил.

— Как считаете, что мне до вашей Ниары? — медленно проговорил хозяин, снова откинувшись в кресле. — Я ненавижу их род, это правда, он всегда враждовал с моим, но сейчас мне не до фамильной ненависти. Я умираю. Не переживу это лето.

— Вы правы, — кивнул я, скользнув по его лицу защитным заклинанием. Всё в этом господине дышало искренностью, редкие минуты настали.

— И вы можете меня спасти.

— Не могу, вы знаете, я сразу говорил о том.

Нет, снова эти мольбы о продлении жизни! Сам же ответствовал при нашей первой встрече: знаю, мол, дракон рядом поддержать силы человека может, но ненадолго.

— Не так, — Лаветт сорвал с шеи платок, и я увидел багровые пятна на его толстой шее. — Вы нужны мне, чтобы осуществить перенос. Оливия отдаст вам годы своей жизни, а вы передадите их мне.

И взгляд лорда затуманился, будто он приготовился отходить в мир иной.

3

Ниара

— Отец, — присела я в реверансе, войдя в его кабинет, что всегда делала с трепетом не меньшим, чем входила в храм или сокровищницу Двуликого. — Я хотела поговорить, но вижу, вы заняты.

— Я всегда занят, Ниара, а для тебя время найду.

Мне показалось, что он бесконечно устал, выдохся, но по-прежнему тянет лямку привычного дела, потому что уйти с поста можно, только впав в немилость. А немилость короля порой страшнее болезни и имеет куда более далекоидущие последствия.

Впрочем, отцу ли опасаться того, что Рафаэль Третий обидит своего ближайшего родственника, да ещё внука ведьмы!

Отец всегда был крупным, красивым мужчиной, породистым, как про таких говорят, благородным не только по титулу и крови, а по облику и мыслям. А ещё я любила его за преданность семье и королю.

Верность тем принципам, которым он служил: например, ему ничего не стоило добиться признания какой-либо фамилии, если были основания считать её древней и родовитой, что подтверждалось документами, даже если бумаги полуистлели, а разобрать фамилию можно было с трудом.

Другое дело, что того желали многие, не имевшие на то прав. Отец чувствовал, кто перед ним, лгуны или скромные обнищавшие потомки некогда громкого имени.

И вот сейчас он был не в духе, потому что понимал, что им хотят воспользоваться. Глаза покраснели, подбородок отяжелел, верхние веки набухли и нависали над глазами, будто тучи над цветущим весенним садом. Или мне всё это показалось, отец любил работать при одной зажжённой лампе, изредка лишь используя магический шар.

— Что от тебя хотел лорд Рикон? Неужели вознамерился стать знатнее, чем был? Прости, — я потупилась под его строгим взглядом. — Я невольно