Мустафа разливался соловьем, умело напускал туману и – это чувствовалось – всячески старался расположить Катю к себе.

– Возможно, я слишком надавил на вас с отъездом домой. Но это лишь потому, что мне хотелось вас уберечь. Кати, я ведь не слепой, я вижу, что происходит между вами и Эртаном.

– Да-да, утром вы мне уже пытались это сказать, – холодно отозвалась Катя, чувствуя, как внутри вскипает гнев. Да что же это такое? Опять? Разве она не расставила все точки над «i» еще тогда, во время их разговора? – И я заверила вас, что никакие мои личные дела на наши деловые договоренности не повлияют, и обсуждать их с вами я смысла не вижу.

– Вот ведь вы какая… вспыльчивая, – удрученно вздохнул Мустафа. – А я же от всего сердца, я, Кати, чувствую за вас некоторую ответственность. Ведь это я пригласил вас на проект, привез в Турцию и не могу теперь допустить, чтобы вами грубо воспользовались в своих интересах. Послушайте, Кати, я буду с вами откровенен, вы не все знаете про Эртана. Он, безусловно, очаровательный молодой человек, женщины здесь, в Турции – да и за границей многие, – от него без ума. Но вы никогда не задумывались, почему в прессе нет никакой информации о каких-то его головокружительных скандальных романах? Я скажу вам, Кати, почему. Эртан Озтюрк – гей.

О господи! Катя никак не ожидала, что любящий экивоки и эвфемизмы Мустафа выложит ей все вот так в лоб. Неужели влюбленный продюсер дошел до такой степени отчаяния, что готов был поступиться собственными принципами?

– У нас в России раскрывать ориентацию человека у него за спиной считается неэтичным, – ледяным тоном отозвалась она.

– Тут не до этики, – внезапно разошелся Мустафа. – Я это говорю не для того, чтобы поделиться с вами какими-то сплетнями. Я вас хочу спасти. Вы же понимаете, что, если информация о его ориентации просочится в прессу, карьере Эртана придет конец. А слухи уже поползли, народ любопытствует. Ведь не может быть, чтобы такой привлекательный человек жил аскетом. Что-то здесь не так. Я сам говорил Эртану, что ему нужно придумать что-то, как-то упрочить свою репутацию властителя женских сердец. Думаете, почему он поцеловал вас тогда, на балу? Именно потому, что знал – все увидят. Пускай там не было журналистов, но актеры, деятели искусств, влиятельные спонсоры – они были. И все видели. И если у кого и были сомнения в его, скажем так, мужественности, они тут же рассеялись. Но мой талантливый протеже решил на этом не останавливаться, и я теперь понимаю, что он заигрался, все зашло слишком далеко. Создавать себе алиби, играя жизнью другого человека, – это слишком. Признайтесь, он ведь предлагал вам что-то? Заворожил, очаровал, втерся в доверие, вскружил голову? Кати, постарайтесь отрешиться от эмоций и взглянуть на ситуацию трезво. Вы нужны ему только как ширма, как способ отделаться от навязчивых журналистов. Для чего вам это, подумайте! Ведь вы еще молодая привлекательная женщина. У вас еще будет шанс встретить человека, которого вы полюбите и который полюбит вас, создать настоящую семью. С чего вам губить себя, свое будущее, ради пускай и очень талантливого, но не способного дать вам женское счастье актера?

Катю в процессе этой речи то захлестывало возмущением, то передергивало от отвращения. Несколько раз она хотела обругать Мустафу последними словами и бросить трубку. И все же она чувствовала, чувствовала, как яд от его слов подспудно проникает под кожу, впрыскивается в кровь.

В самом деле, неужели она была нужна Эртану сама по себе? Немолодая, некрасивая? Женщина, пережившая жизненный крах, сломленная, еще недавно помышлявшая о самоубийстве? Пьющая, в конце концов… Ведь даже сейчас она думала о том, как бы побыстрее добраться до отеля и приложиться к мини-бару. В последние недели ее удерживали от алкоголя только работа и общение с Эртаном. Но Катя слишком хорошо знала себя, чтобы верить, что это хлипкое, шаткое равновесие продержится долго. Нет, достаточно будет сильного стресса или приступа тоски, чтобы рука снова потянулась к бутылке. Такое не проходит просто так… И поверить, что Эртан Озтюрк, блестящий молодой человек, талантливейший актер из всех, что ей доводилось видеть, непревзойденный трагик, перед которым лежало огромное будущее, в самом деле заинтересовался ею? Пусть не как женщиной, как личностью, но все же… Что, если Мустафа прав? Если Эртану всего лишь нужна ширма, чтобы заткнуть рты светским сплетникам, а она, Катя, на роль этой ширмы подходит, как никто лучше. Ведь у нее нет амбиций красавицы с кучей поклонников, как у какой-нибудь Нургуль, ведь она сама искренне полюбила Эртана, а значит, постарается не досаждать ему и сделает все, чтобы он был счастлив. В конце концов, при первой встрече Эртан показался ей ловким интриганом, и, кто знает, может быть, то впечатление и было самое верное? А после он действительно заворожил ее, опутал, отогрел своим обаянием, да к тому же ее, словно электрическим разрядом, шарахнуло силой его таланта…

И тот поцелуй в доме у Мустафы… Эртан же ничего еще не знал о ней тогда. По всему выходило, что он и в самом деле поцеловал ее, чтобы этот эпизод не прошел незамеченным…

В этот момент такси наконец, вырвавшись из многокилометровой пробки, сделав крутой вираж, лихо свернуло к отелю. И Катя с облегчением перебила Мустафу:

– Извините, не могу больше говорить. Я приехала в отель.

Она дрожащей рукой сунула мобильник обратно в сумку, отсчитала водителю деньги и вышла из машины.

Нужно было как-то успокоиться, остановить эту бешеную карусель сменяющихся мыслей в голове. Катя быстрым шагом прошла через ярко освещенный холл отеля, намереваясь свернуть к лифтам и укрыться наконец в спасительной тишине номера, когда вдруг услышала, как ее окликают из-за стойки:

– Мадам Лучникова! Мадам Лучникова!

Работник отеля в сияющей белизной отглаженной сорочке смотрел прямо на нее, и Катя нехотя повернула назад, уставилась на него вопросительно, не понимая, чем вызвана задержка.

– Мадам Лучникова, вас спрашивал джентльмен, – сообщил ей портье. – Я пытался дозвониться вам в номер, но вы не отвечали. И он решил подождать вас, – произнося это, парень посмотрел куда-то поверх Катиной головы.

Она обернулась, чтобы отследить направление его взгляда, и увидела, как навстречу ей из одного из мягких глубоких кресел холла поднимается мужчина. Высокий, темноволосый, с мощным торсом и большими сильными руками. Ее недавний муж, Павел Федоров…

В первую минуту Катя даже не удивилась. Так силен был накал захлестнувших ее эмоций, что знакомая фигура мужа воспринялась как что-то привычное, нормальное, не имеющее в данный момент ключевого значения. Лишь через несколько секунд пришло понимание. Да, это был Павел, тот самый Парфен Рогожин, за которого она когда-то вышла замуж. Павел, с которым она прожила несколько лет, которому доверяла, на которого привыкла полагаться. Павел, смешивший ее, легко подхватывавший на руки, с таким трепетным вниманием относившийся к ее работе, неизменно присылавший к премьере спектакля букет цветов. Павел, оказавшийся замешанным в каких-то грязных махинациях, беззастенчиво предавший ее, провалившийся, как сквозь землю, и ставший виновником того, что ее жизнь на три года превратилась в ад. Павел, о котором она давно уже перестала думать, к исчезновению которого научилась относиться как к некому стихийному бедствию, перевернувшему ее судьбу.