Теперь он стоял перед ней, все такой же могучий, широкоплечий, двигавшийся с тяжеловатой грацией сильного и опасного зверя, этакого громадного медведя, с виду вроде бы неповоротливого, но в нужный момент ловкого и стремительного. Катя смотрела на него и машинально отмечала произошедшие с ним за эти три года изменения. Бороду он сбрил и волосы теперь стриг короче, приобрел этакий европейский лоск, а вот глаза остались все те же – черные, опасные, горевшие каким-то темным огнем из-под широких косматых бровей.

– Катя, – окликнул он ее и растянул губы в улыбке.

Катя тряхнула головой, на секунду решив, что ее несчастная психика не вынесла потрясений сегодняшнего вечера, сыграла с ней злую шутку и теперь мучает галлюцинациями. Но мираж не рассеялся, похоже, перед ней действительно стоял Павел, из плоти и крови. И Катя медленно, двигаясь, как сквозь воду, пошла к нему.

– Ну, здравствуй, – сказал Павел и оглядел ее с какой-то даже гордостью во взгляде. – Прекрасно выглядишь. И место жительства достойное, – усмехнулся он, демонстративно оглядев сияющий огнями холл отеля. – Я рад!

Он положил свою огромную лапищу Кате на плечи, потянулся поцеловать ее, но та отвернулась и аккуратно высвободилась.

– Как ты меня нашел?

– Да как же тебя не найти? – Если Павла и смутила ее холодность, виду он не подал, продолжал балагурить, словно вернувшийся из удачной деловой поездки, довольный, любящий муж. – Про твое новое детище и в прессе, и в Интернете, и по телевизору только и твердят. Ничего сложного. И потом, – он многозначительно глянул на Катю, – кто очень хочет найти, тот всегда найдет.

Катя не совсем поняла, к чему он это сказал. Решил упрекнуть ее, что недостаточно хорошо его искала? Нелепость какая-то…

Она ждала, что теперь, при виде Павла, обида вспыхнет в ней с новой силой, что придется заново переживать всю ту боль, что причинил его неожиданный побег. Но с удивлением осознала, что не чувствует почти ничего. Так, легкую досаду от того, что приходилось вернуться к той странице своей жизни, которую она считала полностью дописанной. Как такое могло быть? Ведь она была замужем за этим человеком, считала, что любила… Неужели это новое чувство к Эртану перечеркнуло все?

– Зачем ты приехал? – устало спросила Катя.

И Павел, очевидно смирившись с тем, что благостного воссоединения не получится, перестал наконец показательно улыбаться и взглянул на нее серьезно.

– Надо поговорить.

Приглашать его к себе в номер Кате не хотелось. Мужчина, стоявший перед ней, определенно был ей чужим, и никакие воспоминания о прошлом изменить этого факта не могли. И все же понятно было, что разговор предстоит не самый приятный и вести его в общественном месте, на глазах у случайных наблюдателей, пожалуй, не стоит.

– Ладно, пойдем, – кивнула наконец Катя, твердя про себя, как мантру, что, в конце концов, этот безумный день все-таки закончится.

Войдя в номер, Федоров огляделся по сторонам и присвистнул, впечатленный.

– А дела у тебя и правда идут неплохо.

– А ты бы хотел, чтобы было наоборот? – ядовито отозвалась Катя.

И тут же рассердилась на себя. Не было никакого смысла скандалить, выяснять отношения, пытаться больнее уколоть друг друга. Этот мучительный, но необходимый разговор нужно было окончить как можно скорее. Ясно, что они с Павлом разошлись в разные стороны, нужно только решить, как побыстрее оформить развод, и распрощаться уже навсегда.

– Номер оплачивает продюсер, – примирительно добавила она, стараясь направить беседу в чисто деловое русло. – Так чего ты хотел?

Павел прошелся по комнате, разглядывая интерьер, в задумчивости провел пальцем по резной рамке, обрамлявшей картину с изображением Босфора, хмыкнул, увидев так и лежавшую на столе серебристую маску, и, наконец, обернулся.

– Катерина, послушай… Я понимаю, что ты зла на меня. Если честно, думал, ты встретишь меня даже хуже.

– Я не злюсь… – попыталась возразить Катя.

Но Павел сделал жест рукой, прося дать ему закончить.

– Со стороны, наверное, кажется, что я тебя кинул, подставил… Но, ей-богу, это не так. У меня в тот момент не было выбора. Спасибо, один человечек знакомый, мелкая сошка у федералов, вовремя предупредил, что под меня копают, что с минуты на минуту придут. Пришлось бежать – спешно, ничего не подготовив, утекать, считай, на дно морское. Поверь, мне это все удовольствия не доставило, будь моя воля, черта с два я бы куда-то сдвинулся из Москвы.

– Я понимаю, – усмехнулась Катя. – И даже не осуждаю. Чистый инстинкт самосохранения, о чем тут говорить.

– Да ты сама подумай! – с досадой взревел Федоров. – Если бы я остался, тебе же было бы хуже. Так у меня был хоть какой-то шанс подчистить хвосты из подполья, найти правильных людей, понять, кто мне дорогу перешел, разобраться… А если б я остался? Да меня бы закрыли тут же, не дай бог, и тебя бы замели, как подельницу. Ты хоть представляешь себе, сколько мне в эти три года пришлось работать, сколько рыть, сколько дыр закрывать, чтобы я сейчас мог вот так открыто, как честный гражданин, к тебе приехать.

– Честный гражданин? – переспросила Катя, действительно начиная злиться. – Павел, ты хоть сам себя послушай! Ты втемную впутал меня в какие-то свои махинации, мошенничал с фондом, который спонсировал мои спектакли, отмывал деньги. Голову мне дурил, чтобы я ни во что не вмешивалась. Попробуй, пожалуйста, представить себе, что я почувствовала, когда мне объявили, что мой муж, которого я привыкла считать успешным бизнесменом, меценатом, благотворителем, порядочным человеком, на самом деле вор и преступник.

– Тьфу ты, – сплюнул Павел, рухнул в кресло и запустил пальцы в густые темные волосы. – Катюша, ты же взрослый, умный человек. Что ты тут выступаешь как восторженный пионер-герой, а? Может, я и не был предельно честен, но ты хоть представляешь, в какой стране мы с тобой живем? И как там бизнес делается? Абсолютно чистеньких нет, ни одного. К каждому при желании можно подкопаться. Но наехали на меня не за мои, как ты выражаешься, махинации. А потому, что партнер мой, Морозов, решил, сука, выдавить меня из совета директоров компании. Подмазал, кого надо, и дело сфабриковали в два счета.

У Кати заболела голова. Снова вспомнились все те месяцы, когда ее таскали на допросы, донимали звонками и угрозами, требовали раскрыть неведомые ей криминальные схемы мужа, обвиняли в пособничестве, в мошенничестве, твердили, что, если она не раскается и не сообщит следствию имеющуюся у нее информацию, последствия будут самыми печальными. Вспомнилось, сколько она гадала тогда, правда ли, что Павел оказался преступником, или его, как это часто бывает, подставили конкуренты, обвинили несправедливо, чтобы отобрать бизнес. Теперь становилось понятно, что точного ответа на эти вопросы ей не получить никогда. Вернее, справедливы были оба варианта. И Павел не был ангелом с незапятнанной репутацией, и его конкуренты действительно приложили руку ко всей этой катастрофе. Это, конечно, если Федоров не лгал ей сейчас самым наглым образом…