– Хорошо. Только помни, что времени у нас нет, решать нужно быстро. По возвращении в Лос-Анджелес я жду от тебя ответа.

После этого она поднялась из-за стола, кивнула мне и вышла из трейлера. Я успела только увидеть её спину – прямую и вытянутую, как у балерины.

После ухода Бет я забралась с ногами на свою койку и сидела, не зажигая света. Мне было как-то… странно. Вроде бы у меня появился шанс избежать того, чего я так боялась. Не возвращаться к Инге, не видеть больше этих постылых лиц, этой квартиры, этого посёлка… Ведь это же всё, о чём можно только мечтать, разве нет? И всё же…

Уехать навсегда, насовсем от тех мест, где я в последний раз виделась с Гришей. Оторваться от всего, что ещё как-то связывало меня с ним, с домом, с Ветром… Бет ясно дала мне понять, что если я соглашусь, свободного времени у меня не будет – не говоря уж о возможности каких-то ностальгических поездок на родину. Если мне и доведётся когда-нибудь увидеть родные края, то только через несколько лет…

И потом был ещё риск, что ничего не выйдет. Что юристу не удастся выцарапать меня из-под опеки тёти Инги, которая, уж конечно, будет биться за такой источник дохода зубами и когтями. И что тогда? Тогда мне придётся возвращаться – и только бог знает, какой ад будет ждать меня там, когда тётка поймёт, что я пыталась от неё сбежать. Даже думать не хотелось, какую жизнь она мне после этого устроит.

За окнами постепенно становилось всё темнее. Хлопнула дверь трейлера – это возвратилась со своего свидания Гленн. Она заглянула ко мне и вздрогнула, рассмотрев мою скорчившуюся фигурку на постели.

– Ой, испугала. Я думала, тебя нет. Ты чего в темноте сидишь?

Я пожала плечами, не отвечая.

Гленн плюхнулась на кровать рядом со мной, растянулась и произнесла мечтательно:

– Завтра в ЛА… Наконец-то! Тошнит уже от этих лесов!

И тут я вдруг подумала о том, что моё согласие будет означать, что жить мне придётся в огромном, шумном, совсем незнакомом городе. Там, где нельзя будет удрать от всех забот в лес, залезть на дерево и сидеть, прижимаясь спиной к тёплому стволу и чувствуя, как бьётся под корой жизнь. Каково мне будет там, в этих каменных джунглях, среди огромного количества людей, от которых не спрятаться?

Гленн, так и не дождавшись от меня ответа, широко зевнула и сказала:

– Пойду спать. Завтра рано выезд в аэропорт.

А я, пожелав ей спокойной ночи, ещё долго лежала с открытыми глазами, размышляла, пыталась решить, что же мне делать. Мне так хотелось, чтобы мне приснился Гриша, чтобы хотя бы во сне подсказал, как быть. Но в ту ночь мне не снилось ничего. Даже мой обычный мучительный сон, про морочащий меня лес, не пришёл ко мне. Я просто в какой-то момент провалилась в чёрное ничто, а проснулась уже от того, что Гленн хлопала дверцей шкафчика в кухонном уголке и напевала что-то себе под нос. Пора было вставать.

Пока мы ехали в аэропорт, я смотрела в окно автомобиля, на проносящиеся мимо нас пологие горы, заросшие густым лесом, крутые водопады, пышные южные деревья и незнакомые мне кустарники, на голубое небо, в котором недвижимо висели белоснежные облака. Моё будущее представлялось мне таким же туманным и неопределённым, как вот эти белые громады. Что, если я соглашусь, а у меня здесь ничего не получится…

Я промаялась всю дорогу и потому в самолёте сразу же провалилась в сон. Проснулась уже на посадке, когда в иллюминатор забило яркое солнце, а колёса шасси стукнулись об асфальт посадочной полосы. Меня вдруг охватила паника. Вот он, Лос-Анджелес. Вот здесь я должна буду дать ответ. А я так до сих пор и не знаю – какой.

В аэропорту началась обычная суета. Таможенный досмотр, паспортный контроль, получение багажа. Алекс, теперь, когда я немного освоилась с языком, уже не чувствовавший необходимости меня опекать, утопал куда-то вперёд, Гленн хихикала о чём-то с осветителем, а я стояла перед бегущей лентой одна и ждала, когда из тёмной дыры появится старая клетчатая сумка тёти Инги. Рядом со мной молча остановилась Бет. На меня она не смотрела, просто ждала свой чемодан, нетерпеливо поглядывая на ленту конвейера.

Я взглянула на эту женщину – как всегда, прямую, строгую, собранную, сдержанную – настоящую железную леди, – и мне почему-то вдруг всё стало ясно. Как будто бы самолёт прорвался сквозь громады облаков, и сквозь иллюминатор проглянуло чистое небо, и земля, и сплетающиеся внизу реки, дороги, магистрали…

– Бет, – окликнула я.

Она обернулась ко мне и приподняла тонкие брови.

А я, больше не думая ни о чём, произнесла:

– Я согласна.

Кинофестиваль артхаусного кино проходил в Нью-Йорке, на Бродвее. Я впервые попала в никогда не спящий город и почти сразу же оказалась на его самой длинной, самой знаменитой улице. Всё меня поражало здесь, я прилипла к окну машины и с изумлением глазела на мир, о котором до сих пор лишь читала или видела с экрана телевизора. Миллионы огней – афиш, фонарей, реклам, окон, гигантских светящихся букв. Поворот на Пятую авеню, знаменитый небоскреб «Утюг» возле Мэдисон-сквер, Сохо с его мощёными улицами, чугунными фасадами, галереями и бутиками. Шатающаяся по улице разношерстная толпа. Всё здесь сверкало, искрилось, жило своей неведомой мне жизнью. И странно было осознавать, что я прибыла сюда сегодня не как турист, но как некая, пусть ничтожно маленькая, часть этой жизни, её никогда не утихающего движения.

Картина Джареда «Бог воды», только что смонтированная и озвученная, представлена была в конкурсной программе. И все мы, члены съёмочной группы, в назначенный день съехались на показ и пресс-конференцию, что должна была состояться после.

Оставаться на весь фестиваль никому, кроме Джареда, не было никакой необходимости. А я вообще не могла себе этого позволить – мне только на пару дней удалось вырваться из-за плотного графика занятий. Мой репетитор по английскому требовал, чтобы я не отвлекалась от его интенсивного курса больше чем на пару дней.

Кинофестиваль проходил в здании одного из бродвейских театров. В Театральный квартал мы въехали кортежем из нескольких машин. Над нами сверкали, уносясь ввысь, здания небоскребов. На огромном экране мерцала видеореклама нового мюзикла. Даже сквозь плотно закрытые окна автомобиля слышны были несмолкающий ни на минуту гомон и звенящая музыка.

Само здание театра было невысоким, приземистым, с закруглёнными углами и викторианской лепниной под покатой крышей. Лучше рассмотреть мне его не удалось, во-первых, из-за того, что на улице было уже темно, во-вторых, из-за того, что почти весь фасад здания скрывали растяжки с афишами проходящего в нём кинофестиваля.

Я, исполнительница главной роли, Джаред, Бет и актёр, игравший пожилого полицейского, ехали в первом чёрном лимузине. До сих пор я никогда ещё не ездила в таких машинах.

– Запомни, – в последний раз наставляла меня Бет. – Первым выходит Джаред, затем подаёт руку тебе. Далее задержись ненадолго, улыбнись зрителям – постарайся сделать так, чтобы каждый принял твою улыбку на свой счёт, и помаши рукой. Но слишком заискивать и искать их внимания не нужно. Ты – звезда, ты мила, приветлива, но держишь дистанцию.