«Нет, нет, нет, — закричал отдалённый голос в моей голове. — Не сри там, где ешь!»

Распространённое выражение из дома вернуло меня к чувствам, и я заставила себя разорвать поцелуй, оттолкнув его.

(«Не срать там, где ешь» означает не заводить романы/интрижки с теми людьми, которые останутся в вашей жизни даже в случае расставания — например, коллеги, близкие друзья ваших родственников, родственники ваших друзей и пр., — прим)

— Нет, — сказала я, прижимая дрожащий палец к его губам. — Не буду делать этого с тобой.

— Почему? — потребовал он грубым голосом.

— Сейчас это слишком, — сказала я, оттолкнувшись от стены и быстро пройдя мимо него, создав тем самым расстояние между нами. Повернувшись к нему спиной, потому что просто взгляд на него в этот момент, в сочетании с испытываемым мной искушением, представлял слишком сильный соблазн.

— «Сейчас» подразумевает, что ты не отказалась от этой идеи. От нас, — сказал он моей спине.

— Нет никаких «нас», Девлин. Я хочу поехать домой. Я устала, — это правда. Я внезапно почувствовала измождение. Танцы одновременно переполнили меня силой и странным образом осушили.

— Не поворачивайся ко мне спиной, женщина. Посмотри на меня.

Я раздражённо развернулась.

Он ничего не говорил, лишь склонил набок свою прекрасную темноволосую голову, несколько долгих секунд оценивая меня этими необычными, терпеливыми медными глазами.

Его рубашка была наполовину распахнута, и я немного застряла на ней, так что резко подняла взгляд к его подбородку, затем в поле моего зрения оказались его губы, и я далеко не нацеловалась с ними. Я рывком подняла взгляд к его глазам, прищурившись и пытаясь решить, прощупывает ли он меня.

— Ты бы меня почувствовала. Хочешь, покажу?

— Да, — раздражительно сказала я. Если это правда (а похоже, что это правда), я хотела знать, ощущалось ли это как то зудящее ощущение, которое я испытала с Алтеей. Если я буду жить в месте, где на это способны и другие, мне нужно знать, когда это происходит.

— Ты пригласила меня войти, — осторожно сказал он.

— В смысле?

— Возможно, ты захочешь воздвигнуть некоторые щиты. Знаешь, как это делать?

— Мне никогда не приходилось.

— Тогда я не буду этого делать. Сначала я научу тебя защищаться.

— Джентльмен.

— Попробуй не казаться такой удивлённой.

— Должно быть, ты встречался с каждой женщиной в этом городе.

На самом деле я имела в виду «трахал», но не собиралась этого говорить. Это выдало бы алчность, на которую я не имела никакого права.

— Не с каждой. И они весьма презирают меня за это. Я не сру там, где ем.

Я моргнула.

— Это южное выражение.

— И северное тоже. Но я и есть «то, где ты ешь».

Он вздохнул.

— Именно так. Пошли, я отвезу тебя домой.

«Домой», — подумала я, когда мы повернулись и двинулись к лестнице.

Это такое соблазнительное слово.

Но с другой стороны, всё в Дивинити было соблазнительным.

***

— Слишком поздно, — тихо сказал мужчина в свой сотовый телефон, пока наблюдал, как уезжает пара в чёрном мерседесе. — Они нарушили правила. Для этого потребовался целый ковен, все двенадцать Высококровных семей, но сегодня вечером они полностью пробудили её. Протащили её прямиком через следующие шесть шагов. Она наделена силой. Нихера не знает, понятия не имеет, что она такое, но наделена силой, и ты знаешь, как это опасно. Она одновременно и ходячая добыча, и ядерная бомба. Я понятия не имею, что они вытворяют. Пытаются спасти свои задницы, полагаю, а потом заметут следы бардака, если останется что заметать. Теперь она может двинуться и в ту, и в другую сторону. Безумный риск, если хочешь знать моё мнение.

Он несколько секунд послушал.

— Не уверен, что смогу. Она кровная Кэмерон, из девяти домов, и она полностью пробудилась, — ещё одна пауза. — Иди нахер! Ты знаешь, что я хочу того же. Но я Полукровка. Мне и быть-то здесь уже опасно. Одно дело, когда она была лёгкой добычей…

Он прервался, затем прорычал:

— Ладно. Но я это ни за что делать не стану. Возможно, я знаю кое-кого, кто согласится сделать это за подходящую цену.

Глава 10

На следующее утро после беспокойной ночи ярких, тревожных снов, я проснулась, и в голове моей в мельчайших подробностях играла музыка зажигательного рила — каждый инструмент, каждый голос и в особенности сводящий с ума ритм неустанных, вызывающих вожделение барабанов.

Я чувствовала себя так, словно мне всю ночь на повторе снилась эта песня. Перекатившись в кровати, я схватила телефон и загуглила текст так, как только смогла его разобрать.

Спустя несколько минут переключений с видео на видео я нашла эту песню — Witches Reel, ведьмин рил. Самой похожей на то, что я слышала в «Тенях», оказалась версия в исполнении группы Dolmen, хотя барабанный бой не совпадал. Прошлой ночью каждый оглушительный удар словно отдавался у меня в костях, стучал в моей душе, вызывал болезненную дрожь, заставлял меня чувствовать себя ясно проснувшейся и живой.

Я определённо чувствовала себя ведьмой, танцуя под эту музыку, подумала я с сухой усмешкой, а затем в меня врезалось горе. Прошлой ночью я была слишком утомлена физическим измождением (и немало пьяна), чтобы плакать, поэтому отключилась в то же мгновение, что скользнула в постель. Злость этим утром тоже не отставала, врезалась в меня с такой свирепостью, что я бы согнулась пополам на грани рвоты, если бы стояла.

Мою мать сожгли заживо, и я знала, как это ощущалось. Каким-то образом я испытала это с ней, наверняка почувствовав лишь десятую степень того ада, который ей пришлось перенести. Как я испытала её смерть? Был ли этот ужасный момент, который мы разделили, ещё одной загадочной гранью нашей «родословной»? Если мама могла прощупывать людей так, как я, она не только скрыла от меня правду, но и попыталась заставить меня верить, что я воображаю себе всякое. Планировала ли она когда-нибудь мне рассказать? Была ли моя странная способность, или «глубокое зрение», одним из тех «сведений о Греях», которые она обещала обсудить перед её смертью, веря, что у нас полно времени?

Она ушла намного раньше, чем мы обе ожидали, будучи безжалостной убитой. Мысли о том, что моя хрупкая, нежная мать умирала ещё более мучительно, чем она уже умирала от рака — по чьему-то намеренному умыслу — оказалось достаточно, чтобы грибовидное облако жажды крови стёрло всякую возможность линейной мысли. Я колотила подушку кулаком, пока моя рука не начала дрожать, затем уткнулась в неё лицом и плакала, пока