Когда шторм наконец-то стих, я лежала и гадала, как такая нежная, спокойная женщина могла родить такой огненный вихрь, в который я превратилась в последнее время. Если Джоанна Грей когда-либо чувствовала драконицу, ворочавшуюся в её нутре, со стороны это никогда нельзя было заметить. Скорее уж грациозная олениха с мягкими глазами, которая бежала и бежала, потому что за нами гнались охотники, гнались вечно, и она спутала меня шорами, ничего не говорила, разрешала их личностям оставаться совершенно скрытыми от меня. Вместо того, чтобы обучить меня, она научила собственного оленёнка бежать в неведении, и мы пугливо метались из города в город, стирая все следы себя снова и снова.

Больше никогда.

Горе поглотило меня с момента, когда я её потеряла. Теперь я чувствовала пробуждение другой эмоции, куда более пугающей.

Злость.

На мою мать.

За то, что она воспитывала меня в незнании явно бесчисленного множества вещей, которые мне нужно было знать. За то, что не делилась ничем из нашего прошлого, которое, очевидно, ужасало её. Если это прошлое умудрилось найти дорогу в моё настоящее, то это угроза, а она оставила меня слепой к этой угрозе. Если только, рассуждала я, этот сейф, о котором она никогда не говорила, не содержал информацию, которую она так сильно хотела мне передать, что рассказала об этом моей лучшей подруге. Факт тот, что если бы я знала об его существовании, я бы украдкой сунула туда нос, и мама достаточно хорошо меня знала, чтобы понимать это.

Сгорая от нетерпения, я снова позвонила в пожарную часть. Когда Томми-младший ответил, я спросила, может ли Том передать посылку Эсте, чтобы она привезла её мне в пятницу.

— Не знаю. Я поговорю с ним. Я знаю, что ему нужно заполнить много бумаг, чтобы выдать на руки улики, следовать протоколу.

— Это не улики, — возразила я. — Это личные вещи.

— Всё, что собрано на месте происшествия, — пояснил Томми. — Я скажу ему позвонить тебе как можно скорее.

Раздражаясь, я сбросила вызов. Я понимала боль ухода за близким человеком с раком, но я хотела получить тот чёртов сейф, и я хотела получить его немедленно.

Если я должна быть оленем или охотником, то я хотела быть тем, кто держит арбалет.

Мощный, композитный арбалет, способный чисто оборвать жизнь одной стрелой.

Несмотря на мою злость в адрес матери, она была и всегда будет моим миром, и тот, кто сжёг её, тоже сгорит, поклялась я так свирепо, что это встревожило меня, заставило гадать: могу ли я действительно сделать это — намеренно убить кого-то?

Ещё сильнее меня встревожило то, что у меня не было готового ответа. В моменте я чувствовала, что да, я бы убила того, кто убил мою мать; взвела бы прицел из глубинного укрытия и уложила этого ублюдка.

Вздохнув, я поднялась с постели, голышом пошлёпала в душ и включила горячую воду.

***

Прошлой ночью я забыла выпустить Руфуса, осознала я, полчаса спустя спешно сбегая по лестнице, но кто-то его выпустил. Должно быть, Девлин сделал это, пока я вчера переодевалась, потому что стигийский филин пристроился в своей нише возле оранжереи и ждал, когда его впустят. Я улыбнулась ему, радуясь, что он не торчал всю ночь взаперти.

— Привет, красавец, — воскликнула я, гадая, пожелает ли он когда-нибудь вновь присесть на меня после того, как в вечер нашей первой встречи я так ожесточённо замахнулась на него. Мне бы понравилось прогуливаться с этой роскошной, пусть и весьма демонической с виду птицей, сидящей на моём плече.

Он склонил голову набок, оценивая меня тыквенными глазами.

Я открыла дверь в оранжерею и шагнула в сторону, чтобы он мог залететь внутрь, но он не пошевелился. Затем, мгновение спустя, он опустил голову, чтобы спихнуть что-то с края.

К моим ногам с вялым стуком приземлился маленький окровавленный лисёнок. Горло было разодрано от уха до уха, и детёныш явно погиб.

Мысль «Вау, молодец, лиса, какая добыча, большой мальчик!» в моей голове схлестнулась с мыслью «Ой, бедный маленький лисёнок», и последняя победила. Прищурившись, я хмуро посмотрела на него.

— Убивай для пропитания. Мне не нужны подарки. Я сама могу себя прокормить.

Руфус несколько долгих секунд смотрел на меня, не моргая, затем взлетел и описал два круга по саду, после чего залетел в оранжерею и устроился на своём насесте на хлебном дереве, всё ещё глядя на меня круглыми глазами.

— Если это был подарок, то спасибо. Но пожалуйста, не приноси мне то, чему нет необходимости умирать. Я люблю животных. Всех. Больше, чем людей, — честно добавила я. Животные были чистыми, инстинктивными существами, лишёнными злобы, неспособными на ложь. Я могла весь день смотреть в глаза животного, и по мне не ударило бы ничего неприятного или даже особенно усложнённого.

Он медленно моргнул, и мне пришла в голову причудливая мысль о том, что он принял мои слова к сведению. У меня на уме были ведьмы, и я явно погружалась во всякие фантазии.

— Птица — это птица, просто птица, — пробормотала я, посмеиваясь над собой и закрывая за собой дверь. Ничего более.

И всё же, когда защёлка замка уже начала вставать на место, я готова была поклясться, что он провуфкал что-то, подозрительно похожее на «красавица».

***

После завтрака из креветок в сыре, свиной отбивной и ещё двух пышных булочек на сале, подогретых в микроволновке и намазанных джемом (такими темпами мне понадобится одежда в размере L), я решила продолжить изучение особняка, начав с кабинета Джунипер.

Так что я отправилась подниматься по множеству лестниц. На ходу я кивнула Леди Поместья Кэмерон, тихо напевая себе под нос — ту чёртову песню я не могла выбросить из головы. После очищения себя от злости и горя этим утром, моё настроение и походка были бодрыми, и я полагала, что мои эмоции просто какое-то время будут мотаться от крайности в крайность.

Мой вечер в «Тенях» сделал со мной что-то. В тех редких случаях, когда я в родных краях ходила по барам (редко посещая одно и то же заведение дважды, не желая рисковать и встречаться с прошлым любовником), я охотилась за мужчиной, чтобы разделить с ним постель. Прошлым вечером, вместо того чтобы отказываться от фамилий, я активно желала их узнать, запоминала их по мере своих возможностей вместе с лицами, потому что я планировала вернуться в клуб. Я наконец-то планировала остаться.

Сделав так, я испытала первое робкое зарождение того ощущения принадлежности к сообществу. Пусть