работала в сельском хозяйстве, стали меняться и сельские регионы. В частности, на юге Германии в ранее чисто сельскохозяйственных регионах стали планомерно создаваться промышленные предприятия. В результате постепенно утрачивалась культурная и конфессиональная однородность этих регионов: если до войны в Баварии насчитывалось 1400 чисто католических общин, то после прибытия беженцев – только девять. Около 3,5 миллиона беженцев из ГДР к 1961 году также быстро интегрировались в западногерманский рабочий класс. Среди них доля молодых и профессионально подготовленных людей была выше среднего уровня, что стало огромным экономическим и политическим выигрышем для ФРГ, но не меньшим проигрышем для ГДР. К 1960 году процесс интеграции беженцев был в основном завершен. В 1964 году три четверти беженцев c восточных территорий уже заявили, что не вернулись бы на родину, если бы это было возможно[62].

Вторым фактором устойчивых изменений, помимо постоянной занятости, стал постоянный рост заработной платы и доходов населения. К 1962 году реальная заработная плата промышленных рабочих удвоилась, а к 1976 году – увеличилась в четыре раза. В начале 1960‑х годов «благосостояние» стало охватывать и рабочую силу. Одновременно постепенно сокращалась средняя продолжительность рабочего времени: в 1955 году она достигла своего максимума – 48,6 часа в неделю, в 1962 году впервые опустилась ниже 45 часов, а в 1975 году впервые – ниже 41 часа. Кампании профсоюзов за сокращение рабочего времени вскоре оказались успешными, а лозунг «По субботам папа – мой» стал одним из самых популярных требований в истории Объединения немецких профсоюзов, несмотря на то что на практике еще в 1960 году лишь треть работающих могла пользоваться субботним выходным. Кроме того, сокращение рабочего времени сопровождалось соответствующим всплеском рационализации: в период с 1950 по 1960 год производительность экономики в расчете на душу населения увеличилась на 157 процентов. Однако постоянный приток дополнительных работников – сначала беженцев с восточных территорий, затем из ГДР, а с 1961 года – «гастарбайтеров» из Южной Европы – не позволил еще больше усилить давление на работников, принуждающее их к повышению производительности[63].

Особенно резкие изменения произошли в сельской местности. Сокращение сельскохозяйственного сектора было устойчивым процессом еще с начала века, но теперь этот процесс резко ускорился. Всего за десять лет доля занятых в сельском хозяйстве сократилась с 25 процентов (1950) до 14 процентов (1960); за это время из сельского хозяйства ушло около двух миллионов человек. Особенно быстро сокращалось число сельскохозяйственных наемных рабочих: батраки не оставались на своих низкооплачиваемых рабочих местах и шли работать на фабрики. В 1949 году в стране насчитывалось еще 1,9 миллиона крестьянских усадеб, а через 25 лет их осталось всего около 900 тысяч. Такие хозяйства становились все более крупными и все более рационализированными. Улучшение транспортного сообщения также теснее связало сельские регионы с городом, в который теперь ездила на работу все большая часть сельского населения. Менее чем за 20 лет сельские общества быстро и необратимо изменились – процесс, который не совсем точно описывается термином «революционный» только потому, что революции обычно ассоциируются со вспышкой социальных волнений, а в данном случае все было наоборот[64].

Изменилась структура и во вторичном секторе экономики. Численность шахтеров сокращалась уже с середины 1950‑х годов. Напротив, особенно резко возросла доля занятых в таких современных растущих отраслях, как химическая, нефтяная, машиностроительная и автомобильная. В квалифицированных профессиях уменьшилось значение таких традиционных специальностей, как пекари, маляры и портные, зато быстро выросло число строителей и автомехаников. В то же время изменилось соотношение рабочих и служащих. В 1950 году на каждого служащего приходилось три рабочих, в 1960 году – два, а в 1980 году – один. Разница между работниками физического труда и конторскими служащими, которая была характерна для индустриального классового общества на протяжении 80 лет, стала менее значимой. В сфере услуг быстро сокращалось число домашних профессий, особенно горничных. Все большее значение приобретали новые отрасли, такие как банковское дело, страхование и государственный сектор.

Хотя с 1950 по 1960 год число работающих по найму женщин выросло с 4,3 до 6,8 миллиона человек, их доля в общей численности рабочей силы практически не изменилась. Как и практически постоянно с 1920‑х годов, она оставалась на уровне около трети; даже в 1980 году она составляла 32 процента. Однако за этим скрывались существенные сдвиги: среди женщин в возрасте от 15 до 20 лет уровень участия в наемном труде резко снизился из‑за того, что девочки стали значительно дольше ходить в школу. А доля замужних женщин в возрасте до 30 лет, наоборот, выросла с 27 до 43 процентов. При этом характерно, что женщины все больше перемещались в ряды служащих, где они занимали преимущественно низкооплачиваемые должности: в 1962 году к двум самым низкооплачиваемым группам принадлежали 73 процента работающих женщин и только 22 процента мужчин. Постепенное социальное продвижение мужчин вверх происходило за счет того, что низшие ступени занимали женщины[65].

ПОВСЕДНЕВНАЯ КУЛЬТУРА

Очевидно, что эти масштабные изменения не могли не повлечь за собой и колоссальные процессы социальных и культурных перемен. Уже с середины 1950‑х годов в семейных бюджетах стала заметно снижаться доля расходов на жизненно необходимые товары и услуги. Впервые среднестатистические семьи получили возможность приобретать товары длительного пользования. Первоначально это нашло отражение в устойчивом росте доли сбережений, которая в 1950‑х годах утроилась и, таким образом, росла быстрее, чем доходы населения. Особой популярностью пользовались сберегательные контракты на строительство домов, а с конца 1950‑х годов вклады «на собственное жилье» стали распространяться и среди рабочего класса. Увеличение числа сберегательных вкладов со сроком действия десять или двадцать лет также свидетельствовало о растущей уверенности западногерманских граждан в завтрашнем дне[66].

Бытовые товары и мебель, особенно электрические бытовые приборы, изначально были в центре желаний людей, а благодаря массовому производству стали доступны многим и раскупались быстро и в больших количествах. За 1953–1958 годы количество электрических плит и утюгов в частных домах удвоилось, стиральных машин – утроилось, число холодильников увеличилось в четыре раза, а сушилок-центрифуг для белья – в десять раз. Спросом пользовались и радиоприемники – на смену устаревшим «Народным приемникам» пришли новые приборы, часто в корпусах из дуба или полированного дерева, с проигрывателями для пластинок и нередко со встроенным баром. На крупные покупки люди копили: «платить в рассрочку» считалось делом рискованным и подозрительным: в 1964 году обязательства по рассрочке имели всего 11 процентов домохозяйств. С резким увеличением объемов жилищного строительства вырос спрос на мебель, не в последнюю очередь среди