не мучали вопросами, – вмешался в наш диалог Симон, который, извиняясь, посмотрел на меня.

Но этого и не требовалось. Мне нравилось, что они задают так много вопросов. Однако тут я была ему благодарна. Потому что разговоры, в которых я неминуемо вспоминала о маме, давались мне с трудом. Я еще девочкой копировала ее рисунки при помощи цветных карандашей и пальчиковой краски. Иногда на обоях, в моей комнате или коридоре, где до сих пор видны следы. Я проглотила боль воспоминаний вместе с едой.

– Все в порядке, – быстро проговорила я, готовясь ответить на вопрос, но Марлен покачала головой.

– Нет. Извини, пожалуйста, Алиса, если я чересчур любопытна. Мы все просто так рады знакомству. Наш Симон нечасто приводит девочек.

Я с улыбкой посмотрела в его сторону – это вогнало его в краску, но не лишило дара речи.

– Я разборчивый.

– С этой – как ее? – Кики тоже не помешало бы.

Симон зыркнул на бабушку.

– Бабуля!

– Я сразу говорила – эта девушка непутевая. Через три секунды было ясно, но кто же меня послушал? – гнула свое бабушка Лотта, невзирая на все более мрачное выражение лица Симона.

– Мне она тоже не нравилась, – ввернула Нора.

– Мы можем, пожалуйста, сменить тему? – сдавленно произнес Симон, избегая моего взгляда.

– Да, пожалуй, – поддержал его Грегор.

– Мама, Симон сделает тебе твой напиток? – Марлен довольно топорно попыталась разрядить обстановку, хотя и весьма кстати.

– О, да, выпить я не откажусь. Тебе тоже, Алиса? Мой внук делает превосходные коктейли. С парой капель.

– И что там в них?

– Пойдем со мной, покажу.

Мне ясно, зачем Симон предложил это. Он не хотел, чтобы бабушка Лотта разболтала в его отсутствие что-нибудь о его бывшей. И хотя мне было интересно послушать, что из себя представляет эта Кики, я не хотела пользоваться моментом.

– С удовольствием.

Мы отодвинулись от стола и встали. На кухне Симон тяжело вздохнул.

– Извини, бабуля иногда…

– Бабуля у тебя классная.

– Я бы не хотел, чтобы ты решила, что мы – семейка ехидн.

– Не решу до тех пор, пока они не станут потешаться надо мной, лишь только я уйду, – весело проговорила я.

Симон с улыбкой скривил губы.

– Не беспокойся. Для этого ты им слишком понравилась. Причем почти сразу.

– Эй, то есть прямо с ходу меня нельзя признать милой?

– Можно. Даже больше. – Он заглянул мне в глаза. Не весело, а серьезно. – Мне пора наконец понять это.

В ответ я улыбнулась, сердце между тем выстукивало барабанную дробь. Такую быструю и оглушительную, что я испугалась, что Симон услышит.

Он откашлялся, провел по волосам.

– И если они слишком назойливы, просто скажи. Ты здесь не на допросе, – сменил он тему.

– Знаю. Но меня это не беспокоит. – Наоборот. Прекрасно, когда мое искусство вызывает такой интерес и вдохновляет других.

– Лучше держи это при себе. Иначе мама пристанет со своим опросником для выявления ментального здоровья. Если бы любопытство считалось болезнью, мои мать и сестра страдали бы тяжелой формой.

Я смеюсь и смотрю, как он наполняет и ставит чайник.

– Сестра? Серьезно? До сих пор она не задала мне ни одного вопроса.

– Потому что стесняется. У нее просто язык отнялся. За что я тебе на самом деле благодарен. Вообще-то она вполне может взбесить.

Тем не менее, пока накрывали стол, я видела, как он в промежутке между стычками быстро обнял и поцеловал ее в волосы. Так что он ворчал не всерьез.

– Что с тобой? – Он достал два чайных саше из деревянного ящика. – У тебя самой есть брат или сестра?

– Сестра. Младшая. – Я надеялась, что его удовлетворит этот ответ. Мне не хотелось рассказывать о наших трудных отношениях и думать о них тоже не хотелось. И пока Симон не продолжил, я завела другой разговор: – Ты разве не коктейль собирался делать?

– Я и делаю.

– С чаем? – Я удивленно вскинула брови.

– Черный чай. Бабуля думает, что в напитке есть что-то крепкое, потому что это ее бодрит.

– Ты ей готовишь плацебо? – не верила свои ушам я.

– Точно! Все у нее в голове. Тебе тоже, кстати, приготовил.

Я засмеялась.

– Хорошо, если мне не придется изображать опьянение.

Спустя десять минут настроение за обеденным столом снова стало легкое и непринужденное, как и вначале. Бабушка расспрашивала о предстоящем тату, и я удивлялась, насколько хорошо она информирована. Потом меня рассмешил ее рассказ о том, как ее Франц вернулся из поездки с наколкой с ее именем и «странными узорами».

Марлен подавилась красным вином.

– У папы были тату? – откашливаясь, спросила она.

Так выяснилось, что бабушка и Симон были единственными, кто об этом знал.

– Мог бы и рассказать, – попеняла она сыну, а ее муж согласно закивал.

– Что происходит в Новой Зеландии, остается в Новой Зеландии, – парировал Симон, однако привычного сухого оттенка в его голосе не было.

Вдруг мне стало ясно, что Симон поделился со мной вещами о своем деде, о которых в его семье, кроме бабушки, больше никто не знал. Какое странное ощущение.

– Слушай, Алиса… – Нора, кажется, наконец созрела и вырвала меня из моих мыслей. – Когда мне исполнится восемнадцать, ты мне сделаешь тату?

Я автоматически посмотрела на ее родителей. Даже когда Нора станет совершеннолетней, я бы не хотела встать между ней и родней, если они будут против. Особого восторга на их лицах я не увидела, хотя и осуждения – тоже.

– Конечно, почему нет, – ответила я.

Она благодарно улыбнулась и добавила как будто между прочим:

– У тебя офигенские волосы.

Пришла моя очередь улыбнуться.

– Спасибо.

– И пирсинг в носу тоже.

– Что это такое, сестренка? Ты будешь к ней подлизываться, пока она не сделает тебе тату на халяву?

– Заткнись, идиот.

– Лучше начинай копить деньги.

– Я и собиралась!

Я весело наблюдала за этой перебранкой, попивая теплый якобы алкогольный коктейль. Я и сама любила такие пикировки. С Бекки.

– Кстати, на Рождество я бы хотела получить деньги, – чуть громче заявила Нора.

– Скажи прямо, к чему эти тонкие намеки? – Симон закатил глаза.

– Чтобы ты не вздумал опять подарить мне идиотскую грелку.

– Почему это идиотскую? – замешкался Симон, на его лице проявилось удивление, даже изумление. – Это же от бренда UGG. Тебе же нравится UGG?

– На ногах – да. Но не в качестве грелки.

– Грелок много не бывает, Нора, – объявила бабушка Лотта, подняв указательный палец, будто провозгласила жизненную мудрость.

– Точно! Спасибо, бабушка! Кроме того, папа сказал, что ты такую хотела.

Марлен засмеялась, прикрыв ладонью мою руку. Ее жест был таким мимолетным, похоже, она и сама не заметила. Я же, наоборот, очень остро почувствовала это прикосновение. Тепло, переходящее в боль, потому что так хочется, но невозможно восстановить в памяти прикосновения моей мамы. Потому что их давно нет.

– Этот талант дарить ненужные подарки Симон однозначно унаследовал от своего отца. Я уже не знаю, куда мне девать все полотенца, которые получаю от него каждый год.

– Но, дорогая, ты же сама жаловалась, что их у нас мало.

– Да. Один раз пожаловалась. А еще я жалуюсь на боли в затылке и недосып. Как