не дотягивает, так что, отсчитав ровно восемьдесят пять шагов, я прибавила к ним ещё двадцать и остановилась в растерянности, не усмотрев поблизости ни единой крысы. Но слева имелась глубокая расщелина, в одной из стен которой зияло тёмное отверстие, очень похожее на вход.

Скафандр не мог ошибиться, указывая на наличие тут крыс, и потому, немного поколебавшись, я спустилась в расщелину, оказавшуюся не такой уж и маленькой. И отверстие в стене тоже было вполне приличным, во всяком случае, я свободно могла в него войти, лишь слегка наклонив голову.

«Крысы там, – вновь зазвучал голос скафандра. – Множество».

«Ну что ж! – ответно подумала я. – Значит, вперёд!»

В головной части скафандра имелся довольно мощный прожектор, но я не стала его включать, а просто затемнила лицевое стекло. Именно в затемнённом варианте я могла неплохо видеть в темноте, правда, в чёрно-белом лишь световом спектре.

Отверстие изнутри напоминала тоннель, но тянулся он не слишком долго. Всего каких-то десять-пятнадцать шагов и вот уже я очутилась в огромном подземном гроте, размеры которого поистине впечатляли. Вернее, я находилась теперь на небольшом выступе, сам же грот начинался метра на полтора ниже.

Но вот крыс тут я, сколько не озиралась по сторонам, так и не увидела, ни единой. Неровные каменные стены, низко нависший потолок сверху и какой-то странный пол, совершенно не похожий на просто каменный… мозаичный он тут, что ли…

Некоторое время я внимательно всматривалась в непонятный этот пол, потом перешла на пятикратное увеличение и…

И, наконец, поняла, что именно приняла за напольную мозаику. Это была напасть, сотни тысяч зверков (или миллионы даже), неподвижно уславших собой всё огромное подземное пространство. И, кажется, возлежали неподвижно они не в один, и даже не в два слоя. Слоёв этих было превеликое множество…

«Напасть, – припомнились мне слова Корнея, – насытится, как следует, и в очередную спячку впадает. Аж на несколько лет, до следующего, так сказать, выхода».

Ещё Корней упомянул тогда о некоем дружке своём, который клятвенно уверял, что попал он как-то в подземную пещеру, полностью набитую этими тварями. Корней упомянул сие с некоторым недоверием, но вот же оказалось, что не врал тогда его тогдашний собеседник, что и впрямь обнаружил он в лесу впавшую в спячку напасть.

Но тут мне вспомнилось и кое-что другое.

Скафандр, кажется, предупреждал меня о наличии крыс, но никаких крыс в огромном этом гроте попросту не оказалось. Или напасть, это тоже крысы, почему-то сильно измельчавшие?

Не успела я задать скафандру мысленный этот вопрос, как он отозвался сам.

«Основой для биологической оружейной разработки номер три серии «бис» явились мелкие животные отряда грызунов с биологическим названием «крыса серая» или «пасюк», – любезно сообщил мне скафандр. – Пасюки издавна приспособились к обитанию по соседству с людьми и относились к, так называемым, синантропным видам. Выбор секретной лаборатории пал именно на этих животных в силу следующих причин: агрессивность, всеядность, высокая плодовитость, скороспелость потомства, а также их универсальность и пластичность, позволившая пасюкам освоить самые разнообразные места обитания. Немаловажным фактором при выборе именно пасюков на роль данного биологического оружия оказались повышенная коммуникативная способность особей данного вида к коллективным действиям, а также их весьма сложная рефлексия, вплотную граничащая с, пусть и примитивными, но всё же почти мысленными процессами».

«Выходят, первоначально все крысы были довольно-таки мелкими животными?» – мысленно отозвалась я, внимательно вглядываясь при этом в неподвижные тельца напасти, лежащие в такой тесноте, что казалось, будто все они спрессованы внешней какой-то силой в единое неделимое целое.

Тут новая неожиданная мысль пришла мне в голову, но не успела она ещё и оформиться там, как следует, в моём сознании вновь зазвучал монотонный «голос» скафандра.

«Разрабатывая один из видов биологического оружия на основе живых существ, противник также взял за основу пасюка или крысу серую, но усовершенствование нового оружия велось им по иным критериям, совершенно отличным от наших».

– Это по каким же именно? – вслух проговорила я.

«Значительное увеличение массы тела отдельных особей, – был ответ. – Также была предпринята попытка развития определённых умственных способностей у видоизменённых таким образом крыс. Позже попытка эта была признана нашим противником полностью провальной и продолжения не имела».

«Почему провальной?» – мысленно поинтересовалась я.

«Разумность модифицированных крыс внезапно достигла разумности среднестатистического человека, после чего появились массовые отказы крыс от выполнения заданий, грозящих им значительными увечьями, тем более, летальным исходом. Также участились случаи, не только одиночных, но и групповых крысиных побегов и возникновение, таким образом, самостоятельно существующих и полностью независимых от военных властей крысиных популяций».

– Понятно! – пробормотала я, всё ещё не в силах оторвать взгляда от неподвижно лежащих мелких «родственников» Уигуин. Причём, самых ближайших её родственников.

И я вновь послала мысленное проклятие древним своим предкам. Ведь, мало того, что цивилизацию развитую погубили, мало того, что радиацию и эпидемию в наследство нам покинули, так ещё и свои биологические оружейные разработки вдобавок! Берите, мол, уважаемые наши потомки, пользуйтесь на здоровье!

«А что, если и мутированные жители посёлков тоже не спонтанно, не сами по себе такими стали, – промелькнуло вдруг у меня в голове ещё одна неожиданная мысль. – Может, в самый уже разгар всемирного ядерного катаклизма и вовсю бушующей вокруг пандемии, попыталась одна из противоборствующих сторон (неважно, которая!), дабы качнуть в свою сторону зыбкое равновесие войны, генетически видоизменить и саму человеческую природу?»

Видоизменить в сторону лучшей выживаемости в самых экстремальных (по тому времени) условиях, совершенно не обращая внимания на, кажущиеся тогда такими незначительными, мелочи. Как, к примеру, ослабленная плодовитость у мутированных женских особей, явные трудности с вскармливанием младенцев в связи с отсутствием выработки у женщин грудного молока, а также крайняя уязвимость новоявленных мутантов в случае резкого понижения температуры. В условиях глобального военного пожарища всё это казалось абсолютно неважным, главное было, затянувшуюся эту войну любым способом выиграть…

Но война, увы, была проиграна, причём, проиграна обеими противоборствующими сторонами. Канула в лету могущественная цивилизация древних, а вот модифицированные ими люди остались. И не только остались, но и заняли здесь господствующее положение.

Во всяком случае, в пределах нашей Федерации.

Вернее, занимали привилегированное это положение вплоть до самого недавнего времени…

Прямых доказательств искусственного происхождения жителей посёлка у меня, естественно, не было, но я и не сомневалась, что догадка, только что пришедшая мне в голову, на сто процентов верна. И даже уточнять её у скафандра почему-то не захотела, тем более, что не знает, наверное, обо всём этом многоуважаемый мой «боевой сподвижник». Ибо, скорее всего, к этому времени заключён он был уже в