Эрик улыбнулся, наклоняясь навстречу. Что бы там ни было, пока он жив. И не так уж и слаб, как думал некоторое время назад.

В шатер они вернулись вместе. Гарди снова сидел над доской, уже без вина. Кивнул, приветствуя Ингрид, и отвернулся, разглядывая доску. То ли пожалел о недавней откровенности, то ли дошел до той стадии опьянения, когда не хочется ни с кем говорить, есть желание лишь перебирать в уме собственные горести. Где бродят оруженосцы, Эрик спрашивать не стал. До вечера еще далеко, чего бы парням в шатре сидеть.

Ингрид свернулась клубочком на плаще, сунув мешок под голову. Эрик медлил. Спать хотелось невыносимо, но еще хотелось пить. Он притянул к себе мешок, где лежала фляга с вином, взялся за завязки. И замер, вспомнив, что оставлял мешок без присмотра.

Твою мать, это просто нелепо! Можно подумать, теперь на него каждый раз будут змеи выпрыгивать.

Ингрид открыла глаза, глянула встревоженно. Эрик, через силу улыбнувшись, мотнул головой — все в порядке, спи. Она едва заметно нахмурилась.

— Спи, — повторил он вслух. — Я только попью и тоже лягу.

Она не отвела взгляд, потянулась к мешку. Эрик, снова мотнув головой, отвел ее руку. Мысленно выругался, начал распускать узел. Пальцы не слушались, подрагивали. Совсем плох стал.

Он дернул горловину мешка, едва не порвав завязки. Выдохнул, обмякнув. Снова мысленно выругался, поймав внимательный взгляд Гарди. Тот очень невесело усмехнулся и снова уставился на фигуры. А вот это уже никуда не годится — ладно Ингрид, та знает его как облупленного, но чужой человек не должен был заметить этот нелепый и совершенно неуместный страх.

Он открутил пробку фляги — пальцы перестали дрожать, уже лучше. Подавил желание опорожнить ее в пару глотков. Как там сказал Гарди, чтобы спалось лучше? Да он и так уснет мертвецким сном. Это просто усталость. И слабость. Тело просто еще не восстановилось до конца, вот разум и выкидывает этакие шутки.

Он устроился рядом с Ингрид. Сунул мешок под голову, завернувшись в плащ. И обнаружил, что не может заснуть, когда Гарди сидит за спиной — пусть даже их разделяет все пространство шатра. Ингрид уже спала, а у него глаза раскрывались сами, разглядывая то ее умиротворенное лицо, то тканевую стенку шатра, уши вслушивались в дыхание, шорох, покашливание, стук фигур за спиной. Сами собой стискивались челюсти, мышцы никак не хотели расслабляться, чтобы Эрик был готов вскочить в любой миг. И вроде бы убийца уехал из лагеря. Но что, если он не один?

Будь Эрик псом — сейчас бы шерсть на загривке стояла дыбом. Хорошо, что он не пес, все бы сразу поняли, что он места себе не находит.

И с этой нелепой мыслью он все-таки уснул.

Чтобы проснуться от крика.

Эрик, вскочив, зажег светлячок. Затрещало полотно шатра, в дыру ввалился незнакомый мужик, в кольчуге и с ножом. Замер на миг, сощурившись на светлячок, и этого мига хватило Ингрид, чтобы подхватить меч и зарубить его. Эрик сдвинул светлячок к дыре, за которой ему почудилось шевеление, плетением втащил еще одного чужака — прямо под клинок Ингрид. Больше желающих их тревожить не нашлось. Хотя снаружи ругались, ревели, кричали, звенела сталь.

Гарди в шатре уже не было, как и его оруженосца — похоже, была их смена в карауле. Ингрид, на ходу опоясываясь мечом, бросила:

— Я к Аделе.

Эрик бездумно кивнул, застегивая перевязь. Ничего, значит, не случится. Помнится, Хаук говорил о разбойниках. Они проторчали на одном месте несколько дней. Точно утка на открытой воде — здоровая, жирная цель. За эти несколько дней в окрестностях о них не узнал только ленивый. Но надо ж такому случиться, что его собственное вранье обернулось правдой!

Кто-то вскрикнул совсем рядом, крик сменился хрипом, что-то шлепнулось оземь, точно сбросили с плеч тяжелый мешок. Эрик вылетел из шатра с мечом наизготовку, выругался, споткнувшись о труп. В серебряном свете луны не разобрать было, где свои, где чужие. Разве что Ингрид он ни с кем не перепутает — пока Эрик оглядывался, та уже рубилась, пробиваясь к шатру Хаука.

Из тени вылетел человек, блеснул под луной клинок. Эрик отшатнулся, бросил пламя прежде, чем успел сообразить, что делает. Вопящий факел заметался, влетел в шатер. Полотно занялось. Эрик, выругавшись, выплел воду, отмахнулся мечом еще от одного разбойника — кажется, попал. Сотворил, наконец, новый светлячок, подвесив его высоко над головами, чтобы было видно сражающихся. Вот теперь понятно, кто тут свой, а кто лишний.

Похоже, те, кто пришел по их души, наблюдали какое-то время, оставаясь незамеченными. И когда лагерь накрыла ночь, вырезали караульных с одного края, целенаправленно пробираясь к шатрам благородных, где можно взять добычу получше. Намереваясь точно так же вырезать спящих и тихо уйти. Но что-то не заладилось. Пришлось сражаться — и сражались они отчаянно и умело.

Нападавшие — прав был Хаук, когда описывал их как опасных — и правда оказались хорошо снаряжены. На всех кольчуги и шлемы, у многих мечи и щиты, а не просто ножи, которыми обычно обходились разбойники. Впрочем, те, что куролесили под Белокамнем, предпочитали свалить дерево поперек лесной дороги, обстрелять из самострелов да дорезать раненых прежде, чем ограбить.

Рядом с ухом свистнул болт. Похоже, и здесь самострелами не пренебрегают. Эрик перенес светлячок примерно туда, откуда этот болт мог прилететь. Стрелок, оказавшись на ярком свету, отшатнулся, подняв самострел. Эрик подхватил его плетением, двинул по морде разбойника. Рядом с ним вырос человек — кажется, из воинов Гарди, поди разгляди в этой неразберихе, — рубанул типа с самострелом, проткнул еще одного и рухнул, получив ножом под затылок. Эрик остановил сердце его убийце.

— Коней не отдайте! — крикнул Хаук.

Эрик кивнул сам себе. За Ингрид он не беспокоился — среди нападавших одаренных не было, а, значит, горе тем, кто встанет у нее на пути. Двинулся туда, где к телеге были привязаны лошади — как бы и впрямь под шумок не увели, а без коней, как без ног… Заодно проредит чуток тех, кто уже заполонил лагерь.

Он не стал вынимать меч. Остановил сердце одному, другому. Отскочил, когда третий попытался ударить его щитом, плетением отшвырнул щит, вминая держащую его руку в грудную клетку под кольчугой и приложив окованным краем щита по челюсти. Враг рухнул на колени, задыхаясь, и Эрик, не особо мудрствуя, свернул ему шею.

Слишком просто… Он не успел додумать, услышав за спиной женский крик и почти сразу же — полный ярости рев Хаука и отчаянный возглас Бруни.

— Госпожа!

Эрик развернулся, сморгнул — на миг в тени шатра, где причудливо переплетались блики луны и светлячка, показалось, что Хаук раздвоился. Потом Эрик разглядел, что Хаук, стоя лицом к нему, рубился с двумя, едва успевая прикрываться щитом от ударов. У него получалось бы куда лучше, имей он возможность свободно двигаться, уходя от чужих клинков. Но ни отступать, ни отойти в сторону было нельзя. За ним, спиной и чуть в стороне, пытался сдержать кого-то оруженосец. А между мужчинами — Эрик похолодел — лежала фигура в светлом, над которой склонилась еще одна.