Люба внезапно улыбнулась и легко прикоснулась к плечуБегорского.

– А знаешь, что она мне говорила, когда мы былималенькими? Что я должна дружить с тобой, а не с Родиком, потому что от тебя ямогу многому научиться и это будет мне полезно, а от Родика никакого толку.

– Да ну? – изумился он. – Правда, что ли? Аты что?

– А я обижалась и возмущалась, потому что какой жедолжен быть толк от дружбы? Это какая-то корысть получается, а не дружба отчистого сердца. В общем, я ее тогда не понимала.

– А сейчас поняла? – насмешливо спросилАндрей. – Смотри, Любка, осторожней: одно плохое слово про моего другаРодьку – и я тебя загрызу.

– Не дождешься, – рассмеялась она. – Пролюбимого мужа – только хорошее. Я имела в виду, что с годами поняла, насколькоты не похож на всех нас. А тогда, в детстве, я тебя ужасно боялась. Господи,Андрюша, кажется, это было совсем недавно, всё так свежо в памяти, словнотолько вчера произошло, а на самом деле так давно… Даже страшно.

– Почти сорок лет, – кивнул он. –Действительно страшно. Сорок лет мы знаем друг друга. Сорок лет ты беззаветнолюбишь Родьку. Это просто немыслимо! Если бы мне кто-нибудь рассказал, я бы неповерил, что такое бывает.

– Но поскольку ты видишь это собственными глазами, товеришь, – поддела его Люба. – Ой, мы уже почти приехали! Надо же, такзаболтались, что я и дорогу не заметила. Повезло мне, что ты к вечеру оказалсяна месте и так рано собрался домой, ты же обычно гораздо позже уезжаешь.

Андрей притормозил возле арки, ведущей во двор домаРомановых, но въезжать не стал и заглушил двигатель.

– Что случилось? – обеспокоенно спросила Люба,которой предстояло тащить домой груду пакетов, и она рассчитывала, что Андрейдовезет ее до самого подъезда. – Ты не будешь заезжать во двор? Мне ужевыходить?

Андрей молчал, не отрывая глаз от светящейся вывески надобменным пунктом, расположенным у въезда в арку. В этом обменнике Люба иРодислав всегда в день зарплаты меняли российские рубли на доллары, чтобы потомпо мере необходимости производить обратную операцию и менять доллары на рубли,но уже по более высокому курсу. Только таким способом можно было хоть как-тоуберечь свои доходы от инфляции.

– Знаешь, почему я сегодня так рано еду сработы? – спросил Бегорский неожиданно глухим голосом. – Мне нужнопомочь Вере собрать вещи.

– Она едет в отпуск? – удивилась Люба. –Одна? Вы же всегда ездили вместе, втроем.

– Она уезжает. Совсем.

– Я не поняла, – растерянно проговорилаЛюба. – Что значит – уезжает совсем? Куда?

– Переезжает к родителям в Томилин. Мы разводимся.

– Господи! – ахнула Люба. – Как же так?Почему? Вы ведь никогда не ссорились, у вас все было так хорошо…

– Да, все было хорошо, – повторил ??ндрей. – Ив один прекрасный день Вера сказала, что больше не может со мной жить, забираетЛенку и возвращается к родителям.

– Но почему? – недоумевала она. – Почему онане может с тобой жить? Ты что, бил ее, плохо обращался, ревновал, денег недавал? Что ты мог сделать такого, после чего с тобой стало невозможно жить?

– Я не знаю, – вздохнул он. – Ты знаешь меняпочти сорок лет, ты прекрасно понимаешь, что я никогда не подниму руку наженщину и не буду плохо с ней обращаться, ты знаешь, что я не ревнивый и нежадный. Ну скажи хоть ты мне, чем я мог так провиниться, чтобы со мнойневозможно было жить.

– А Вера сама что говорит?

– Говорит, что я очень хороший человек, честный ипорядочный, добрый и щедрый, но жить со мной невозможно. Я тебе дословнопередаю то, что она мне сказала, никакой отсебятины. В общем, – он набралв грудь побольше воздуха и развернулся к Любе всем корпусом, – я тебе этосказал не для того, чтобы ты меня жалела, а просто чтобы объяснить, почему ясегодня так рано еду из офиса. Ну и заодно чтобы ты знала, что мы с Веройразводимся.

– А Родик знает?

– Знает, я ему сегодня утром сказал. Но я хотел, чтобыты узнала об этом от меня, а не от Родика. Так полагается между старымидрузьями. Вера забирает Ленку, теперь я смогу видеть ее очень редко. Мнепридется пожертвовать своими отцовскими чувствами, чтобы сохранить позицию.

– Какую позицию? Ты о чем?

– Я о самоуважении, Любаша. Я мог бы упираться,унижаться, просить, умолять, обещать, что больше так не буду, хотя видит бог –я не знаю, как именно, я мог бы не давать Вере развод, начать судиться за правооставить дочь себе, пригрозить бросить Веру без копейки и без помощи – я многочего мог предпринять, чтобы не приносить эту жертву, но в результате я утратилбы преимущества своей позиции – я утратил бы право уважать самого себя. Но этоя так, к слову о нашем споре по поводу шахмат. Так что ты еще подумай над моимисловами, в них есть рациональное зерно.

Он завел двигатель и стал поворачивать в арку. Возлеподъезда он остановил машину, помог Любе вытащить из багажника и с заднегосиденья пакеты и донес до лифта.

– Может, тебе помочь до квартиры дотащить? –предложил он.

– Не нужно, Андрюша, спасибо. Дальше я сама. Тыпоезжай.

Он молча кивнул и пошел к двери, ведущей на улицу.

– И не забудь, – крикнул он, пока Люба заносилапакеты в лифт, придерживая дверь ногой, – сразу после твоего отпуска тыначинаешь заниматься вождением и ходить в автошколу, а на юбилей Родька подариттебе машину. Это будет правильно во всех отношениях!

– Хорошо! – со смехом откликнулась Люба.

Разумеется, ни в какую автошколу она ходить на собирается ис инструктором заниматься не будет. И не нужна им вторая машина. Пусть лучше Родикпересядет с «Жигулей» на иномарку, давно пора, а то машинка совсем старенькая,вся сыплется, больше ремонтируется, чем ездит. Никогда Люба не сядет за руль,никогда! Она лучше на метро поездит и на автобусе, так спокойнее и привычнее.Но какой же Андрюшка настойчивый! И всегда уверен, что только он один знает,как должно быть, как правильно. Может, Вера поэтому от него ушла?

Дома никого не было, и Люба постаралась как можно быстрееунести пакеты из прихожей в комнату и в беспорядке засунуть в чемодан, которыйтут же положила на антресоли. Завтра, когда Леля и Коля уйдут, они с Родикомразберут все вещи и сложат, как полагается. Впрочем, Коля может вообще неприйти ночевать, а Леля вовсе не обязательно уйдет куда-нибудь, после окончанияинститута она так и не нашла работу. Переводчики с английского требовалисьвсюду, и российский бизнес наращивал отношения с зарубежными партнерами, ииздательства, вплоть до самых мелких, с удовольствием печатали переводнуюанглийскую и американскую литературу, но Леле это было не по душе, отдетективов ее тошнило, от бизнеса мутило, ей хотелось заниматься переводамипоэзии, но на поэзию спрос в середине девяностых был ох как невелик, а опытныхпереводчиков старой школы оказалось для столь маленького спроса более чем достаточно.Леля ходила в Библиотеку иностранной литературы, проводила целые дни на однойиз кафедр факультета, который закончила, встречалась с другими любителямианглийской поэзии – в общем, вела полууединенный-полубогемный образ жизни.