– Заряжай, быстро!

Медсестра протягивает хирургу дефибриллятор, тот прижимает его к груди девушки. Санитары резко убирают руки от тела. Разряд. Грудь девушки вздымается от тока. Кардио-монитор пищит на одной частоте. Разряд, еще разряд. Хирург отдает дефибриллятор медсестре, отступает от стола и стягивает с рук хирургические перчатки. Смотрит на часы.

– Время смерти – два часа сорок семь минут.

Медсестра, не отрываясь, смотрит на тело.

– Что она сказала?..

– …Подвал.

Тело девушки безжизненно лежит на операционном столе, бледное, обнаженное и перечеркнутое полосками швов.

Вера, проснувшись, лежит, щурясь от солнечного света, перебирая ручками по пеленке. Есеня сидит в углу комнаты и смотрит на ребенка. Подойдя, она осторожно берет ее на руки.

– …плохая у тебя мама, да?

Есеня внимательно изучает лицо младенца.

– …Хорошо, если ты не будешь на меня похожа… Или на него…

Вера цепляется пальцами за одежду матери, слушает внимательно… Вдруг звонит телефон. Есеня укладывает дочь и отвечает на звонок:

– Да?

– Из Юрьевска пришел вызов. Я попросил, чтобы передали вам с Меглиным. Выезжай – это от города час езды. – Голос Жени звучит серьезно.

– Подожди, ты хочешь, чтобы я с Меглиным взяла это дело?..

– …Давай быстрее. Там какая-то самодеятельность пошла.

Зеваки, бабы, прикрыв рты ладонями, но с интересом наблюдают за происходящим. Только одна женщина – мать Даши – смотрит с застывшим лицом, как из подвала выталкивают воющего дворника, лицо разбито в кровь, а мужики тащат его к высокому железному забору; один следом спешит с веревкой. Дворник упирается, и его валят на землю, бьют и волокут по земле… Среди экзекуторов выделяется высокий мужчина в телогрейке, отец Даши, с бледным, застывшим лицом – а чуть поодаль стоит машина полиции. В машине сидит капитан полиции Нестеров. Смотрит на происходящее. Но не двигается с места. Пищит рация. Веревку перекидывают через забор, петля на шее дворника, дворник смотрит на детей в окне, дети смотрят на дворника. Отец Даши и еще двое крепких мужиков уже тянут было веревку на себя, когда к дому подлетает фургон с Есеней за рулем. Нестеров смотрит на подъехавший фургон и говорит в рацию:

– Вижу. – И, убрав рацию, выбирается из машины.

Есеня выбирается из кабины фургона, когда Нестеров уже идет к толпе, расталкивая зевак.

– Отпустили… Отпустили, говорю!..

Вмешательство полицейского заставляет людей расступиться, на мгновение Нестеров и отец Даши смотрят друг на друга. Потом, сдавшись, отец Даши отпускает веревку, и полупридушенный дворник падает на землю. Подошедшая Есеня быстро демонстрирует удостоверение.

– Стеклова, спецотдел.

Веревку поспешно снимают и убирают, в то время как Нестеров смотрит на удостоверение Есени. Кивает в сторону подвала.

– Осмотрим?

Нестеров видит – позади Есени из кузова фургона выбирается Меглин. Ежится, как будто человек, который не до конца проснулся. Нестеров смотрит на него, не веря своим глазам – в то время как Есеня окидывает взглядом картину, подходит, подхватывает дворника за ворот.

– Идемте.

Она замечает взгляд Нестерова на Меглина – который стоит возле фургона, устремив взгляд на небо… Сдержавшись, Нестеров идет в сторону дворницкой, жестом показав, чтобы дворника вели за ним. Отец Даши и двое доброхотов ведут парня, заломив ему руки за спину. Есеня подходит к Меглину.

– Родион?

– Красиво.

Есеня ведет Меглина за собой в подвал. Дворник сжался в углу. Нестеров осматривает затолканную под кровать куртку девушки-подростка, в пятнах крови.

– Пострадавшая успела сказать, что была в подвале. Понятно, далеко бы она не могла уйти в таком-то состоянии. Люди организовали поиски по подвалам домов у леса…

– Это ее куртка! – Мать Даши зашла последней, после Есени и Меглина.

– И вон, у мрази этой в холодильнике нашли – в морозилке!

На столе в полиэтиленовом пакете – окровавленная игла. Есеня отступает в сторону, пропуская Меглина к столу.

– Что видишь?

– Некрасиво. Не он.

Спотыкаясь на ступеньке, Меглин проходит к отцу Даши, смотрит в глаза.

– Больно?

– Мы с Любой… В больницу ехали… к живой, а при-ехали, когда…

– А что глаза-то прячешь? Что натворил-то?

Есеня смотрит на Меглина, на отца Даши и подмечает то, что пока только Меглин заметил: отец Даши что-то скрывает.

– У вас конфликт был с дочерью?

– Да… какой конфликт?! Она вообще живет с матерью, не со мной!

Мать Даши смотрит на него.

– Она сказала, к тебе уехала!..

Меглин продолжает сверлить отца Даши взглядом.

– Не пустил…

– У нее свой дом есть!

– Почему ваша дочь из дома ушла?

– … Потому что я парней водить не разрешала! Потому что ей тринадцать! Просила же, чтоб ты ей мозги вправил!

– Я вправил! И послал домой! К тебе! Ты ее мать!

– На смерть ты ее послал!

Зазвенела тишина. Нестеров неловко встревает:

– …Мы… проверим, кто и когда ее видел последний раз…

– Брошенка. Никому не нужна. Кроме него. Ему нужна оказалась…

Для матери Даши это последняя капля. Она срывается на слезы. А Меглин, вдруг зажав уши, спешит из подвала.

– Все, все! Пошли! Работу его покажешь!

Нестеров мрачно смотрит вслед Меглину.

– …Ну да. А то ты не видел ни разу…

Тело девочки внимательно рассматривает Антоныч – и выставляет упреждающе руку.

– Вот только близко подходить не нужно.

Рука Антоныча упирается в грудь Меглина, который, ежась, осматривает тело девушки.

– Это сколько труда…

– Труда?..

Есеня и Нестеров зашли за Меглиным. Но Антоныч спокойно подхватывает за Меглиным:

– Потрудиться ему пришлось, да. Все швы тщательно обработаны, поддерживалась идеальная чистота, выступающую кровь неоднократно убирали, некоторые швы частично зарубцевались… И он полностью ее контролировал. Ее смерть, я имею в виду. Ваш дворник не мог бы, у него тремор такой, что нитку в иголку не вденет, не то что так…

Он указывает на ногу девушки.

– Тут стежок хитрый – перетягивал артерию. Он мог регулировать потерю крови. Она от этого и умерла. От потери крови.

– Как игрушка любимая. Куколка.

– Скажи еще – он Кукольник.