– Вам бы только мечтать, – проворчал отец Натана, – а здесь за жизнь борешься. – Мужчина напоминал застывшего истукана. Каждая клеточка его тела наполнилась взрывоопасной смесью.

– Валерий Григорьевич, хотите, сделаю вам массаж? – Я протянула руки через кресло и принялась шутливо разминать ему плечи.

Он хмыкнул:

– Не надо, моя девочка. Дорога – непредсказуемая вещь. Лучше не расслабляться.

Я откинулась обратно на сиденье и вгляделась в окно. Но ничего не увидела, кроме густой стены дождя. Извилистая узкая дорога вела нас домой, но путь казался бесконечным.

– Валера, осторожно. – Любовь Михайловна испуганно вздрогнула, когда мимо пронеслась встречная машина.

– А я что делаю? Еду с закрытыми глазами? – Мужчина стиснул пальцами руль и пригнулся к окну, надеясь хоть что-то разглядеть. Но жидкий свет фар не мог пробить ливень.

Напряжение повисло удушливым облаком, и в горле зачесалось от рвущегося наружу кашля. Но я упрямо терпела, потому что боялась – лишний звук усугубит ситуацию.

Я прислушалась к шуму дождя и услышала рев гоночного автомобиля. Он промелькнул за окном, а Любовь Михайловна схватилась за сердце. Даже мама судорожно выдохнула.

– О, господи, женщина! – взревел Валерий Григорьевич. – Сама захотела ехать, так хоть не нервируй меня.

Внутри груди вновь возникло то чувство, которое я испытала перед поездкой. Сердце заколотилось. Его стук дробью звучал в висках. До безумия хотелось оказаться рядом с Натаном.

«Буду скучать, Лиззи».

Только он называл меня так. Больше никто. И сейчас ужасно не хватало его. Я прижалась к холодному стеклу, мечтая поскорее вернуться домой и забыть эту кошмарную поездку.

Мимо снова промчались машины. Из-за густого ливня они словно возникали из дождинок и так же неожиданно исчезали.

Валерий Григорьевич выругался. У мужчины сдавали нервы.

Свет ярких фар разрезал полотно дождя. Я присмотрелась, но не успела ничего сказать. Лишь безумная мысль промелькнула в голове: он едет прямо на нас!

Валерий Григорьевич вывернул руль. Но было слишком поздно…

Машину наполнили отчаянные крики людей. Удар. На секунды, которые вдруг растянулись, как резина, я повисла в воздухе. А затем наступила кромешная тьма.

Руслана собрала разбросанные листы и спустилась с лестницы. Несколько раз ноги подгибались, но она упрямо держалась за перила, которые дрожали под ее весом. В голове кружилась история таинственной Лиззи. И Лана отказывалась поверить, что это написала она.

– Господи! – Руслана влетела в спальню и рухнула на кровать, глотая воздух.

Пальцы мяли бумагу, словно могли стереть напечатанные на ней слова.

Лана отчаянно пыталась привести мысли в порядок. Полностью сосредоточилась на дыхании. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох…

Она вскочила с кровати и набрала номер мобильного бабушки. Нужно было подтверждение, что Руслана не сходит с ума. Иначе приступы лунатизма, печатная машинка с пересохшей лентой – все это означало приближение шизофрении. Возможно, она до такой степени зациклилась на секретах Натана, что решила придумать собственные разгадки. От этого предположения холодела кровь.

– Бабушка! – громко воскликнула Лана.

– Руслана? Ты рано звонишь. – Кристина Валерьевна громко зевнула.

Часы и правда показывали шесть утра, тем более бабушка относилась к тем людям, кто любил поспать подольше.

– Прости, но мне необходимо знать кое-что. – Руслана постаралась говорить спокойно. – Скажи, в жизни Натана была некая Лиззи?

– Кто? – Бабушка закашлялась.

– Лиззи, Лиза.

Кристина Валерьевна молчала, и Лана стала опасаться, что сморозила глупость.

– Где ты это нашла? – голос бабушки охрип.

– Так это правда? – От облегчения она едва не заплакала. – Я нашла старый дневник. Там рассказывалось, как Натан и Лиззи принесли клятву в вечной любви на утесе Искупления. И об аварии, в которую попала девушка с матерью и родителями Натана. – Лана не осмелилась признаться, что никакого дневника нет.

– Это были и мои родители тоже. – Кристина Валерьевна говорила тихо, но душевная боль придала особое звучание ее словам. – Я даже не знала, что Лиза вела дневник. Что там еще написано?

– Пока ничего.

– В смысле?

Руслана прикусила язык. Поняла, что проговорилась.

– Точнее, я еще не все прочитала. Хотела убедиться, что это правда.

– Правда, – Кристина Валерьевна будто смаковала это слово. – Я бы все на свете отдала, чтобы не знать ее. И тебе не советую. Еще раз прошу, возвращайся домой. Русамия – чудесная страна, но она не для нашей семьи.

Лана пропустила совет бабушки мимо ушей:

– Я виделась с мадам Тигровой. Только теперь ее зовут графиня Маврос, – выпалила она и, как будто наяву, увидела, как глаза женщины расширились от изумления.

– Она еще жива?

– Да, бабушка. И я не вернусь, пока не узнаю все до конца. Не могу объяснить, но мне кажется, что история Натана и Лили как-то связана со мной.

– Не дури, пуговка, – мягко произнесла Кристина Валерьевна.

Руслана вздрогнула. В детстве бабушка часто называла ее пуговкой, но потом Лана посчитала, что она уже слишком взрослая для такого прозвища. На глаза навернулись слезы.

– Ты не понимаешь, Ба, – прошептала она. – Я позвоню тебе, когда узнаю еще что-нибудь.

– Ох, Руслана, и в кого ты такая упрямая!

Лана улыбнулась ворчанию бабушки:

– Догадайся с трех раз.

Она положила телефон на тумбочку и перевела дыхание. После разговора Руслана немного успокоилась и смогла еще раз прочитать историю Лиззи. Хотя бабушка подтвердила, что это не выдумка, Лана хотела найти другие доказательства. Без раздумий она натянула зеленый спортивный костюм, завязала волосы в хвост и отправилась на берег.

Солнце уже окрасило безмятежное море предрассветными лучами нежно-розового цвета. Пустынный пляж встретил Руслану прохладным ветром. Она застегнула кофту и побежала по песку, наслаждаясь морским воздухом.

Впереди высился скалистый зуб, так красочно описанный в воспоминаниях Лиззи. Кончики пальцев заболели, напоминание Руслане, что это написала она. И Лана снова глубоко задышала, прогоняя паническую атаку.

Путь на утес занял около двадцати минут, но, когда Руслана наконец взобралась на самый верх, она вдруг ощутила необычное спокойствие, которое уже давно не навещало ее.

От чудесного вида захватывало дух. Казалось, что она может обнять весь мир.