– Ваш сын в зоопарке остановил взглядом Фенрира, спасая вашу внучку! – резко ответил грифон. – Кроме дракона, никто не способен на это.

– Как… что… – растерялся дедушка Патрик. – Елка, девочка, почему вы ничего не рассказали мне?

– Мы боялись, что ты будешь ругаться! – выглянула из-за Кита Елка и вновь спряталась.

– Я ничего не понимаю! Откуда в зоопарке Фенрир? Он что, напал на тебя? Он вырвался из клетки? Куда смотрят служители, что творится!

– В зоопарк привез Фенрира я, – спокойно ответил грифон. – Но не для того, чтобы мастер дверей проникал к нему в клетку.

– Ты полезла в клетку к волку?! Зачем, внучка?! Елка-палка, зачем?!

– Туда упала фенечка, это Пчелка подарила Арту, я хотела ее достать, – не показываясь из-за спины Кита, пролепетала Елка.

– Что я слышу… – протянул грифон. – Пчелка – это, надо понимать, наша юная техноведьма. Подарила драконий артефакт, который сама же и сделала, не так ли? Техно!

– Тебе-то что до этого? – довольно грубо спросил дедушка Патрик.

– А то, что мне не нужны драконы на моем острове. Ни с артефактами, ни без.

– Сам-то ты кто? Орлан, что ли?

– Ну зачем же орлан…

– Грифон он! – неожиданно заявил Кит. – Я догадался. Это он у Пчелки медальон отобрал. А теперь хочет отобрать у Елки феньку.

Услышав это, дедушка Патрик рванулся вперед:

– Да ты…

– А ну стой, где стоишь, техно! – В голосе грифона зазвенел металл. – На твоем месте я бы лучше подумал о сыне. Если не знаешь, чем грозит превращение в дракона, я скажу. Нет, у мальчишки не вырастут крылья и чешуей он не покроется. Он станет сильным – даже слишком. В нем совсем не останется человеческих слабостей. В сердце дракона вообще нет места ничему человеческому. Нужен ли тебе такой сын? Подумай, техно. Без артефакта у тебя еще есть шанс избавить сына от драконьей сущности, а вот с ним – никакого. Отдай его мне. По-хорошему.

– Да вы же врете! Вы все время всех обманываете! – закричал Кит.

– Поищи в библиотеке информацию по истории Спящего архипелага, бестолочь. И увидишь, что я говорю истинную правду. Вы все равно никуда не денетесь, – неожиданно мягко проговорил грифон, вставая. Он взял в руки шар, явно собираясь вновь крутануть его. Но перед этим продолжил: – Я могу оставить вас тут, всех троих. Выбраться вы не сумеете: здесь нет двери, чтобы мастер дверей вывел хоть кого-нибудь. Охота умереть здесь? Отдайте по-хорошему.

Грифон вновь протянул руку за фенькой, другой он поднял шар повыше, давая понять, что шутить не намерен. Шар, хоть и излучал свет, до сих пор оставался темным, но сейчас разгорелся ярче. Завороженная сиянием, Елка сделала шаг вперед, не отпуская дедушкину руку. Грифон продолжал что-то говорить, но она уже не слышала. Шар перестал быть матовым – внутри появилось изображение, и оно двигалось! Не теряя больше ни секунды, Елка шагнула прямо к шару, потянув за собой дедушку. Последовала короткая вспышка… А в следующий миг они просто исчезли. Пораженный Кит вытаращил глаза. Грифон издал дикий рев и швырнул шар на пол. Тот завертелся, а затем и Кита, и Грифона выкинуло из темной залы. Они вновь стояли в каморке при кафе.

– Убир-райся! – страшно закричал грифон.

Кит попятился. Потом повернулся и, не заставляя просить дважды, бросился вон.

Лес

Первые солнечные лучи пробились через кроны ильмов – еще густые, разноцветные, доживающие последние дни. Скоро листья облетят, и лес будет стоять обнаженный и печальный, с грустью вспоминая летнее тепло.

Луч проник через окно в Дом. Пощекотал нос единорога, спящего на одеяле под окном. Говорят, единороги, как и лошади, спят стоя. Но это – когда привыкнут. Накануне вечером серебристо-белый единорог уснул лежа, положив голову на колени бабе Любе и подогнув передние ноги. Постелить одеяло на полу возле окна предложила Юлька. Оставить зверя во дворе ни у кого не хватало духу. Устроиться же на кровати он никак не мог – расшвыривал ногами постель, принимался скакать по всему нижнему этажу. Мелюзга носилась за ним с хохотом и криками, норовя вскочить на спину. Но единорог не давался, лишь позволял гладить себя. Несколько раз Никитка, вскарабкавшись на окно, прыгал на единорога сверху и даже умудрялся оседлать его, вцепившись в гриву и сжав пятками бока, но тот неизменно сбрасывал его. Никитка громко ревел, но продолжал попытки укрощения единорога, пока Даша не оторвала его от окна и не унесла, брыкающегося, наверх – спать.

Все в Доме стояло вверх дном – перевернутые кровати, опрокинутые стулья, разбросанные по всему полу вещи. Ирина Андреевна не принимала участия в творящемся бардаке, она еще не вполне поправилась и сидела, сложив крылья, на балке под потолком, с беспокойством наблюдая за остальными. Надо ли говорить, что балку Дом вырастил накануне. Руководить интернатом пытались Саша с Дашей, но пока это получалось у них неважно. «Лучше бы появилось стойло», – бурчал Саша, бегая за единорогом, который, ошалев от детских криков и «нападений», перепугался и уже, кажется, ничего не соображал.

В конце концов животное общими усилиями загнали в угол, где баба Люба исхитрилась обнять его за шею и, что-то шепча прямо в ухо, наконец успокоила. Единорог даже дал отвести себя к тому месту, где было разостлано одеяло. Там они и устроились вдвоем: бабушка и ее недавний внук. Вскоре вымотанные всеми этими невероятными событиями обитатели интерната крепко спали.

Но рано утром единорог проснулся от солнечного луча. Оставив спящую бабушку, он процокал копытами по деревянному полу и вышел на двор. А затем направился по тропинке прямо в чащу.

Запахи – осенней травы, падающих листьев, последних цветов, коры, мышиных следов, летящих по воздуху паутинок – обрушились на него. На тропинке попадались корни, но он легко перешагивал их и в конце концов, влекомый лесом, свободой, припустил рысью.

Он бежал, шумно дыша, раздувая ноздри, рог на лбу совсем не ощущался, ветерок теребил гриву. Там, в лесу, он больше не будет одинок. Заживет привольно и счастливо.

Птицы разлетелись, позади раздались звуки – смутно знакомые, но уже непонятные.

– Сла-ва-а-а…

Единорог остановился и слегка повернул голову.

Девочка бежала следом за ним по тропинке. Девочка-птица. Феникс.

– Славка, подожди!

Девочка-птица в ночной рубашке и наброшенной сверху куртке. Длинные волосы развеваются на ветру. Она подбегает. Не страшно. Не опасно. Девочка-птица – своя, волшебное существо.

Девочка обнимает единорога за шею и плачет:

– Славка! Ты уходишь от нас? Почему?

Он не понимает, что она говорит. Он только чувствует ее тепло. Где-то глубоко, внутри у нее, спит огонь. Он будет спать еще очень долго, но рано или поздно разгорится. Это нестрашный огонь. Соленые капли падают в густую мягкую шерсть единорога. Это ничего.