Мы послушались. Вскоре все наши вещи были убраны на место в рюкзаки. Только сейчас я почувствовала, как саднят стертые о склон ладони и коленки; это комбинезону ничего не сделалось, а человеку – очень даже. Руби морщился, поглаживая плечо, – должно быть, поранил веревкой при спуске.

– Ника, почему в полете на тебе не видно каски? – вдруг выдал братец.

– Что? – не поняла наша подруга, расстегивая ремешок шлема, который забыла снять.

– Ну, сейчас ты в шлеме. А когда летишь, то без шлема.

Ника вытаращила глаза:

– Я сейчас и в комбинезоне. И в ботинках. А ты видел хоть раз птицу в ботинках и комбинезоне?

– Нет, – прыснул Руби.

– А чего тогда глупые вопросы задаешь?

Ника отдала мне шлем, и я убрала его в сумку.

– Я спрашиваю не «зачем так происходит», а «каким образом»! Закон сохранения энергии же…

– Да откуда я знаю? – удивилась Ника. – Просто так всегда было. Аня, скажи ему!

Я могла только подтвердить ее слова. Орланов мы видели с детства, даже с рождения, каждый день. И никогда не задумывались, куда пропадает их одежда при трансформации.

– Тоже… трансформируется, наверное? – предположила я вслух.

– Во что? В энергию? – подхватил Руби.

Мы с Никой взглянули на него, как на сумасшедшего. Опять его интересуют вещи, которые сейчас совсем неважны. Как тогда, с бубенчиками на мосту.

– Мы даже не знаем, что дальше делать, а ты…

– Кажется, я знаю, – перебила Ника. Она поманила пальцем, и мы с Руби наклонили головы поближе. – У серых тут есть одна штука, надо попытаться ее заполучить. Это очень важная вещь, без нее они… В общем, если она будет у нас, может быть, мы сможем с ними договориться. Или шантажировать их.

– Что за штука? – подхватил Руби.

– Манар. Знаете, такой шар…

– Размером с большое яблоко? – воскликнула я.

– Да. Ты видела его, что ли?

– Видела. У нашего комиссара юниор-полиции.

– У кого? – удивилась Ника.

– Ну, орлан на нашем острове.

– Серый?

– Нет, белоголовый.

Пару секунд Ника непонимающе смотрела на меня, потом хлопнула себя по лбу:

– Так это, наверное, конде Антон, у него свой манар.

– Кто-кто?

– Комиссара как зовут?

– Не знаю, – растерялась я. – Комиссар и комиссар. Обычно мы его зовем просто «орлан».

– М-да. Это все равно что мы бы кого-то звали просто «человек». Эй, человек!

– Вы называете нас «техно», – возразил Руби.

– И вы себя так называете!

– А вы себя орланами не называете, что ли?

Мне это надоело:

– Слушайте, хватит препираться!

– Аня права, – согласилась Ника. – Надо лезть внутрь.

– Ну так пошли. Чего мы ждем? – вздохнула я.

– Я боюсь, – призналась Ника.

– Я тоже, – кивнула я.

«И я. Немного», – читалось в глазах моего братца, но он промолчал. Потом кивнул на лестницу и скомандовал:

– Двинули. Ника – вперед!

Мы зашагали вверх, Руби – последний. В подъеме не было ничего интересного. Слева – склон, за который можно держаться рукой, справа – пустота, смотрим под ноги, чтобы не споткнуться, – вот и вся история. Наконец Ника предупредила:

– Тормозите, пришли.

Я остановилась и подняла голову. Впереди было несколько последних ступенек, и окно башни начиналось на уровне самой верхней. Но главное – окно не было простым провалом, как везде в орланском замке. В него были вставлены цветные стекла.

– А оно открывается? – засомневалась я.

– Конечно! Вы же – техно!

Я не знала, смеяться или плакать. Ника в который раз уже произносила это – видимо, она считала нас с Руби всемогущими. А я понятия не имела, как открыть окно. Вот Елка бы здесь очень пригодилась, она бы смогла проникнуть. Но мы? Мы-то что можем?

– Там вообще нет задвижек? – подал снизу голос Руби.

– Снаружи не видно. Может, какой-нибудь шпингалет и есть внутри. Скомандуй, и он откроется! – уверенно заявила Ника.

– Я могу скомандовать лишь тем, кто меня слышит, – возразил Руби. – Проще всего с устройствами, в которых есть электричество. Оно подвижное, как будто живое, и слышит всегда.

– Но ведь ты же и с механизмами… – начала я.

– Да. Но когда в них есть движущиеся части. А шпингалет… я его даже не вижу. И не слышу. И он меня не услышит.

– Значит, нужно, чтобы он тебя услышал? – задумчиво спросила я.

Потому что вдруг вспомнила, как открывала люк, ведущий в подводный тоннель. Тогда замок услышал меня, я очень хорошо это помню! Правда, у меня был медальон с музыкой, а сейчас его нет. Но зато сейчас со мной мой брат-техно, брат-близнец! А вдруг это поможет? Должно помочь!

– Ника, мне надо подойти ближе.

– Давай меняться местами, только осторожно!

– Ты ведь можешь взлететь? – напомнил Руби.

– Ага. А потом о ступени биться, чтоб выйти из трансформации? Нет, спасибо!

Я поднялась на две ступеньки, уселась на последнюю и начала вполголоса петь:

– Земля, кораблик храбрый мой…

– Поберегись! – закричала Ника.

Я обернулась. С места, где она только что сидела, сорвался орлан и со всего размаху ударился в оконное стекло. Цветные осколки так и разлетелись во все стороны. Я едва успела отвернуться и кое-как прикрыться ладонями. Но Ника, уже снова стоящая на ногах, теперь внутри замка, схватила меня за руку и втащила за собой. Следом вкатился и Руби.

– Серые, что ли? – понял он.

– Вот именно. Прямо над нами. Еще чуть-чуть – и увидели бы, пока вы тут кораблики свои поете.

– А трансформировалась зачем?

– Ты что, совсем домашний? Сейчас вся в порезах была бы. А так – вот!

Ника повертела руками без единой царапинки.

– А ты – классная! – восхитился Руби.

Ника смутилась:

– Спасибо. Просто перышки спасала, свои и ваши. Кстати, задвижки на окне нет. Оно не открывается. Вернее, теперь не закрывается. Зря время потеряли бы.

– Ника, а ты ведь тоже серая! – вдруг понял братец.

– Ну конечно, у меня ведь мать – серая, я же говорила. Но для серых я все равно что белохвостая, потому что мой отец – гранд.

– А вдруг тут кто-нибудь есть, – прошептала я, осматриваясь.

– Сейчас тут никого нет. Они приходят рано утром и поздно вечером. И еще в особых случаях. А вот как мы будем отсюда выбираться, надо еще подумать.