– Голос – нет, он ведь молчал. Единственное, когда я егостулом двинула, он выругался.

– А как выругался? – с интересом спросил Валя.

– Да ну тебя...

– Да ты что, я просто думаю – может, какие-то словахарактерные, каждый ведь от боли и неожиданности может себя выдать, потому чтоконтроль теряет над собой.

– Да нет, ничего особенного он не говорил. Голос по такомуне определишь. Полякова вот с ним по телефону говорила, ведь это он меня кКолобкову вызывал, так говорит, голос противный, пришепетывает и словарастягивает.

– Да... негусто. Противный – это понятно. Вряд ли тырадиодиктора ожидала услышать. Слова растягивает... не знаю. Никто в голову неприходит.

– Ох, Валька, уж не дядя Вася ли это по мою душу?

Надежда выяснила, что Синицкий ездил в командировку в Италиюв конце ноября с двадцать седьмого по тридцатое. Они сели с Валей в уголке истали рассуждать.

– Вот, смотри, Валя. На кассете дата стоит 25 ноября. Япосле отпуска когда на работу вышла? Так, тут выходные были... второгодекабря... Значит, Никандрова убили второго декабря. А между этими датами какраз Синицкий в Италию ездил – это единственное событие, с которым можно смертьНикандрова связать, раз уж мы выяснили, что Синицкий во всем этом замешан.Значит, можем предположить, что все дело в Италии, а следующим Богданов вИталию собирается, я сегодня встретила в проходной секретаршу его, Валю, мы сней поболтали немножко, она говорит, что скоро он улетит контракт подписывать.

– Слушай, а вот что мне в голову пришло: допустим, Никандровкассету эту просмотрел, ничего там особенного не отметил – подумаешь, дядя Васяс Синицким ругается, – удивился, наверное, но криминала никакого незаподозрил. А вдруг он решил это дело для себя прояснить и камеру у Синицкого вкабинете поставил, а там такое увидел, чего ему видеть никак нельзя было, аеще, они же не знали, что он без звука записывает, может, они думали, что онвсе слышал.

– Надо мне к Миле пойти, чайку попить, выяснить этопоподробнее.

– Да, слушай. Жорка опять вчера звонил, там за него милициявзялась опять, похоже, то дело тоже передали в город и мужика этого, киллера,нашли вроде!

– А Жора-то откуда знает, ему что, официально сообщили?

– Да нет, конечно, они там туману напустят, простобабуля-соседка, которая из-за пятна на потолке шум подняла, так она,оказывается, видела этого мужика в день убийства, он напротив Жоркиного домалед скалывал. Так ее вызывали опознавать одежду этого мужика, а самого его непоказали, а показали только фотографию, а он на фотографии – покойник!

– А чего они темнят-то, сказали бы сразу, тот это или нетот.

– Вот и Жора набрался смелости и спросил там их прямо, а ониотвечают уклончиво, говорят, дело еще не закрыто.

– А что им от Жоры-то понадобилось?

– Да понимаешь, дело действительно в город передали,следователь такой интеллигентный, тихим голосом разговаривает, но вцепился вЖору намертво и вытащил-таки из него, что Жорка Синицкого как-то случайно возлесвоего дома встретил.

– Ну и зря Жорка сказал ему! Теперь еще хуже будет: дапочему вы раньше молчали, время тянули, а может быть, вы кого-то другоговидели, а на Синицкого сваливаете, все равно тот уже ничего опровергнуть неможет.

– Да, примерно так и было. Но Жоре больше сказать нечего, онна своем стоит.

В конце дня Надежда открыла дверь в бывшую приемнуюСиницкого, где секретарша Мила скучала в одиночестве.

– Привет, можно, я от тебя позвоню? Тишина у тебя, воздухсвежий.

– Да уж, сижу, как в склепе. Не успел человек умереть, такуже никому и не нужен стал, никто ничего не спрашивает.

– А что заходить-то, если милиция кабинет опечатала?

– Да, а я вот сижу тут, чай все время пью от скуки. Будешьсо мной?

– Буду. Что там слышно, кто теперь у нас начальником будет?

– Да никого подходящего у них на примете нет, пока Лисицынна два отдела. И ходят слухи, что наш отдел расформируют вообще и распихают подругим. Тогда меня сократят. Вот сижу, потихоньку шкафы разбираю.

– Да подожди ты, может, еще дадут кого-нибудь. Неохотауходить, привыкла небось? Как тебе с Синицким-то работалось?

– Да неплохо, вот только в последнее время...

– А что – в последнее время? – насторожилась Надежда.

– В последнее время он нервный очень стал, кричал много ивыпивать начал.

– Да что ты?

– Да, и все вздрагивал, боялся чего-то. Как думаешь, правда это,что люди свою смерть заранее чувствуют?

– Не знаю, а ты милиции-то про это рассказывала?

– Да они меня пока толком не спрашивали.

Надежда потянула носом воздух:

– Что это чай у тебя какой хороший, бергамотом пахнет, пряможалко такой на работе заваривать.

– А это подарок, это мне ваш Никандров еще давно подарил.

– Никандров? Что это он тебе такие подарки делал?

– Да ладно тебе. Ему что-то надо было по своему делу поработать,а у Леонида Петровича в кабинете телевизор хороший, вот он как-то меняпопросил, чтобы я его пустила в кабинет на полчаса, пока Синицкий обедал, потомвот чай принес.

– А что он там делал?

– Да я не интересовалась, в кабинете потом все в порядкеоставил.

– Один раз он приходил?

– Ну два, а что?

– А когда это было, не помнишь?

– Да что ты все спрашиваешь! Когда да когда! Ну до того, какСиницкий в Италию ездил, а Никандров того... Вообще он какой-то странный был.

– А почему же ты про это никому не рассказала, когдаНикандров погиб?

– Почему-почему... Синицкого боялась. Он бы меня сразувыгнал.

– Да, это понятно. Ну, спасибо за чай, пойду я.

После того как Надежда рассказала Вале про шахту лифта, онзабеспокоился и ходил злой и хмурый. А теперь, когда она ему сообщила, что ихподозрения подтвердились, что Никандров действительно был в кабинете уСиницкого и оставил там камеру, а потом узнал что-то важное и за это его убили,Валька прямо озверел.

– Слушай, ну что же это такое, это что, теперь ходи даоглядывайся, тебя из-за любого угла пристукнуть могут, а за что?

– Ох, Валя, боюсь, что за наше неуемное любопытство.

– Какое любопытство? Мы же ничего не узнали. А знаешь, я вотназло пойду, попрошу у мирзоевских ребят аппаратуру, а кое-что у Никандрова осталось,Павел с дачи привез по моей просьбе, и тоже поставлю где-нибудь камеру.