Жрец доверял ему не больше, чем он — жрецу, причин для откровенности, в общем-то, и не было, вот только жреца никто не заставлял брать Лина с собой…

А еще был пес. Обычная собака не могла быть столь выносливой, уж в этом-то Лин, десять лет лечивший орденских животных и мотавшийся с пастухами по пастбищам, понимал. Иногда Хак показывал невероятную сообразительность, однако он, все же — и Лин мог сказать это с уверенностью — был собакой. Но… очень необычной собакой, да.

Заснуть Лину удалось только под утро, когда небо уже начало светлеть.

* * *

С заставы выехали через день, отоспавшись, постирав одежду и запасшись провиантом.

Ночью шел дождь, но к утру тучи разошлись. Сквозь испарину тумана проступали краски — оранжевые и желтые палые листья, зеленая хвоя, блики солнца в лужах…

Благодаря отдыху — или просто в сравнении с угрюмым городком? — дорога казалась Лина куда приветливей, чем раньше. Даже густая, сочная, ярко-коричневая грязь — и та радовала после серости и копоти на заставе.

Вскоре остались позади примыкавшие к городку хутора, и дорога совсем опустела.

Когда-то бродяга-художник, неведомо зачем забредший в Валканскую резиденцию, показывал галшанские пейзажи — но картины не передавали переклички птиц и шелеста ветра, запахов сена и прели, сырости, а туманная поволока выглядела на холсте грязной занавеской. Холсты не показывали завораживающего безлюдия, этой многообразной, кажущейся пустоты, в действительности наполненной неизведанной и непокоренной человеком жизнью, не несли в себе ощущения свободы, от которого кружилась голова… Правильно тогда сказал Зануда, подумал Лин: дорога, застывшая в неподвижности, в словах или красках, теряет свою суть. В юности, до того, как обосноваться в Валкане, Уво Далт немало путешествовал.

Ная с Хоно повеселели. Неутомимый Хак носился по дороге, то забегая далеко вперед, то возвращаясь к жрецу, чей конь величественно вышагивал во главе колонны. Лин поймал себя на том, что он и сам улыбается, безотчетно и бессмысленно — чистому воздуху, теплу, спокойствию. Вскоре любопытная Ная начала донимать его вопросами, но сейчас он и сам был не прочь послужить справочником. Девушку интересовало буквально все — от названий и свойств растений до истории Галша. По поводу последнего Лин, впрочем, мало что мог рассказать.

Значительная часть Галша располагалась в заболоченных низинах. Округ славился ягодными лекарственными настойками, но это был не ходовой товар — оседлые пользовались медициной хьорхи, продвинувшейся за последний век далеко вперед, а бродяги не слишком охотно открывали кошельки. А безликий лес, рожь, овес, бобы, горох — росли здесь хуже, чем в соседнем Нодабе. Три века назад, пытаясь соперничать с соседями, правители Галша заняли крупную сумму и приказали, где только можно, засеять низины овощами и картошкой… Однако затея провалилась. После этого, по личному распоряжению Верховного лорда, герб округа «украсил» цветок картофеля. Убрать досадный символ неудовлетворенных амбиций дозволялось не раньше, чем долг будет погашен.

Денег у галшских аристократов не было, но хватало находчивости. Когда какой-нибудь наглец, желая поставить лорд-канцлера Галша Винсара Сэрва а в неловкое положение, спрашивал у него, что означает цветок, тот неизменно отвечал: «то, что Галш не боится неудач».

— Умно! А в жизни этот цветок выглядит, так же, как нарисованный? — тотчас спросила Ная.

И так — пять часов к ряду. Хоно, в отличие от сестры, молчал, но слушал не менее внимательно.

* * *

Весь луг был усеян фиолетово-синими пятнами. Горьковатый запах щекотал ноздри.

— Говорят, раньше их рисовали на гербе Галша вместо картошки. Это время года галшанские бродяги даже называют «порой цветения тапа», — начал объяснять Лин, не дожидаясь вопроса. — Тапа расцветают в последние солнечные дни. В Нодабе эти цветы тоже встречаются, но никогда не видел, чтобы их было так много….

Ная нагнулась с седла, чтобы рассмотреть цветы поближе.

— Осторожней, свалишься!

— Привал, — жрец остановился.

Высокие чаши тапа из плотных плотных фиолетовых лепестков держались на коротких, мясистых стеблях.

— А ведь можно всю жизнь прожить — и такого не увидеть… Ай! — Ная отдернула руку: стебель был покрыт липким и жгучим соком.

— Нельзя трогать в лесу все подряд, тем более — голыми руками. — Лин протянул ей тыквенную флягу с водой. — Промой, а то будет волдырь.

«Нельзя, но хочется ведь!» — Лин улыбнулся про себя. О последствиях он знал не понаслышке: когда впервые обнаружил в лесу за стенами Валканской резиденции полянку таких цветков — не удержался, сорвал несколько и притащил в комнату. Хотя наставник предупреждал, что делать этого не следует. Букетик завял дня за три — куда быстрее, чем сошли ожоги от стеблей; и все же это были хорошие воспоминания.

— Скоро уже поедем? А то спасу от этих нет, — Хоно отмахивался платком от назойливой кусачей мошкары, в изобилии вившейся вокруг. — Хотя красиво, конечно…

— Ты большой, а они маленькие. Стыдно бояться, братец! — Ная рассмеялась.

— Раз миты здесь, значит, тепло еще продержится… — задумчиво пробормотал жрец. Тявкнул Хак, и Лин готов был дать руку на отсечение — пес понял, что сказал хозяин, и согласился.

— Эти подлые твари кусаются! — возмутился Хоно. — Я бы лучше померз…

— Успеешь еще намерзнуться! Ладно: выдвигаемся, а то не успеем к броду до темноты. — Жрец, которого красота явно оставила равнодушным, пошел к лошадям.

* * *

Но к переправе все равно не успели: дорога здесь была значительно хуже, чем в Нодабе, а кое-где ее размыло совсем. Сумерки настигли их до того, как они доехали до реки.

Лес вокруг здесь выглядел очень необычно. Неизвестные Лину хвойные деревья стояли вдоль дороги ровными рядами, в четырех-пяти шагах друг от друга. Темно-коричневая, почти черная кора с потеками сока или смолы немного напоминала — на вид и на ощупь — змеиную кожу. Длинные, с палец, острые иглы, заменявшие им листья, отливали багрянцем, а на самых старых, нижних ветвях и вовсе становились были буро-красными, как подсохшая кровь. На земле, кроме густого зеленого мха, ничего не росло. От такой картины даже неугомонный Хак притих и старался держаться поближе к хозяину. Только жреца, как обычно, ничего не смущало.

— Остановимся здесь, — жрец спешился и медленно повел коня между стволов, в сторону от дороги. — Вода тут рядом, до утра лошади перетерпят на запасах. А то еще поломают копыта на речных камнях.

Ручей действительно оказался всего в паре сотен шагов. Оставалось только удивляться, как жрец сумел сразу к нему выйти. Быстро стемнело, и сам Лин уже мало что видел, а Ная с Хоно, не привычные к темноте, спотыкались на каждой упавшей ветке. Лин сотворил для них небольшой светильник из хьорхи, но не очень-то он помог.

— Что это за место? — спросила Ная благоговейным шепотом.