Позиция В. Н. Коковцова в отношении сотрудничества с представительными учреждениями характеризовалась стремлением поиска форм взаимодействия. Однако, будучи такой по форме, по существу Коковцов стремился не выдвигать крупных реформ и масштабных законопроектов. Впоследствии современники отмечали, что В. Н. Коковцов «в отличие от большинства своих коллег не питал предубежденности к Думе и показал себя склонным к искреннему сотрудничеству с этим учреждением…»[682]. С этой точки зрения мы можем отметить, что позиция В. Н. Коковцова по вопросам взаимоотношений правительства с Государственной думой была более толерантной, чем у многих его современников, особенно из числа высшей бюрократии. Она больше отвечала правовым нормам и обстоятельствам его времени. Однако, хотя В. Н. Коковцов практически декларировал свои намерения о тесном сотрудничестве с Думой, на деле он проводил не такую однозначную политику. Со стороны правых в адрес В. Н. Коковцова начались даже обвинения в «левизне» взглядов.

Чаще всего В. Н. Коковцов отстаивал сохранение Думы, руководствуясь исключительно соображениями о престиже страны на европейском финансовом рынке, от которого была зависима Россия, часто бравшая кредиты, в основном, во Франции[683]. Но остальным членам кабинета, видимо, не хотелось вникать в эти подробности и сложности министра финансов. В. Н. Коковцов, внешне оставаясь по отношению к Думе терпимым, на деле проводил не совсем удачную политику блокировки думских инициатив. И вскоре большинство членов IV Государственной думы поняли ее суть. Смысл такой политики состоял в создании бесконфликтных отношений с императором. Однако правые не желали вдаваться в такие хитросплетения и подробности, а предпочитали действовать более ясно. Как вспоминали современники, черносотенцам В. Н. Коковцов казался слишком «европейским», его не любили за то, что «золотой дождь он не направляет на помещичьи земли»[684]. В. П. Мещерский в своих «Дневниках» обвинял В. Н. Коковцова в том, что он «„кокетничает“ с Думой, ухаживает за ней в ущерб достоинству императорского правительства»[685].

Столыпин называл думское законотворчество «дорогой в никуда»[686] и пытался обосновать в III Государственной думе право правительства на чрезвычайное законодательство по 87 статье. Следует ли, спрашивал он, продолжать корректно и машинально вертеть правительственное колесо, изготовляя проекты, которые никогда не должны увидеть света, или правительство вправе вступить в «борьбу за свои политические идеалы» во имя «прочности государственных устоев»[687]. Коковцову подобные вопросы если и приходили на ум, то он их не высказывал, а действовал так, как от него требовали обстоятельства, то есть его обещание лично императрице «не вставать на путь этих ужасных политических партий»[688], и в общем-то его взаимоотношения с III Государственной думой, а затем в большей мере с IV Думой, можно назвать реализацией тезиса Столыпина относительно «дороги в никуда». В. Н. Коковцов нашел собственный способ удовлетворить требованиям всех сторон и остаться верным самому себе при сохранении «status quo». В докладах и письмах Николаю II он постоянно, используя соответствующую стилистику, проводил мысль о том, что Дума — тот орган, где он совершенно не стремится быть популярным, а если такое и происходит, то случайно. Например, характеризуя ход прений о недороде и помощи населению, он писал Николаю II, что они носили очень «странный и вполне бестолковый характер. Мне пришлось говорить без перерыва 2 1/4 часа и показать все что сделано и делается правительством; оппозиционные элементы Думы в течение 4 заседаний дискредитировали правительство, оглашая всякое множество сведений, иногда безусловно измышленных… для всех было ясно до очевидности, что голод был только предлогом, а нужно было просто начинать предвыборную агитацию и проявлять известную удаль в нападках на правительство»[689].

В конце пятой, заключительной сессии III Государственной думы, В. Н. Коковцов настоял на приеме ее членов императором. В этом вопросе обнаружилось явное нежелание Николая II идти на контакт с депутатами, но ему пришлось уступить настояниям В. Н. Коковцова.

В целом в правительстве положительно оценили работу с III думой. При проведении выборов в IV Государственную думу А. В. Кривошеин писал Коковцову письмо о необходимости частичного переизбрания депутатов III Думы в IV, поскольку «во всех крупных вопросах о позитивных начинаниях III Дума — национальном, военно-морской обороны, аграрном, народного просвещения, бюджетном — большинство третьей Думы проявило и свою готовность работать и политическую уравновешенность»[690].

Выборы в новую Думу внушали правительству серьезные опасения. «Близость надвигающегося перелома обязывает, — продолжал А. В. Кривошеин, — по моему убеждению, каждого участника текущей государственной работы задуматься над вопросом: нельзя ли сберечь хоть часть накопленного III Думой опыта, хоть часть сделанных нами политических приобретений?»[691]

Итоги выборов в IV Государственную думу, которые состоялись в 1912 г., показали, что в IV Думе преобладающее количество мест получили националисты, октябристы и кадеты. В этой Думе одной из главных проблем было формирование т. н. «большинства», способного принимать выдвигаемые правительством законопроекты[692]. Но такое большинство, несмотря на несколько основательных попыток сближения фракций, так и не сложилось по нескольким причинам. Из них наиболее существенными были не только объективные трудности сближения партий, базирующихся на разных политических принципах, но и ряд причин, имеющих непосредственное отношение к председателю Совета министров. Т. н. «работоспособное большинство» не могло составиться по причине неопределенности предпочтений председателя правительства. Как было сказано выше, опираться на какую-либо партию или группу В. Н. Коковцов не находил для себя возможным. Коковцов хотел опираться на возможно большее количество партий[693]. С одной стороны, такую политику можно было бы назвать компромиссной, но на деле она никаких результатов не давала. Это вызывало недоумение фракционных лидеров. 11 марта 1913 года Куманин доносил: «Совершенно непонятно, — говорил Балашев, — почему в Думе, где явное большинство в составе октябристов, националистов и правых было не прочь работать с нынешним кабинетом, расползлось. Правда, председатель Совета министров делает вид, что желает опираться на все партии, и что он одинаково расположен и готов помочь и октябристам, и националистам, и правым. Однако такая тактика при междупартийной розни приводит лишь к тому, что ни одна фракция не получает уверенности в соблюдении ее наиболее жизненных интересов и поневоле каждая настораживается»[694].

Вскоре думцы решили действовать решительнее и начать переговоры о думском большинстве с председателем Совета министров. Цель была одна: выяснить, на какую или на какие партии рассчитывает опираться В. Н. Коковцов. Переговоры представителей думских фракций о желательной коалиции вел с председателем Совета министров П. Н. Балашев, который сказал председателю, что есть возможность образования большинства из националистов, представителей центра, октябристов и умеренно-правых, от которых должны будут отойти крайние правые. «В. Н. Коковцов, как передают, считал более желательным образовать большинство с участием прогрессистов, среди которых есть много людей умеренных, с которыми правительство могло бы столковаться. Конечно, при этих услових придется отодвинуть разрешение трудных принципиальных вопросов…»[695].