– Рационалист, – произнесла она чересчур негодующимголосом, – так вот как ты хочешь приспособить меня?

– Да, – ответил я. – Я знаю, не будь у Мухаммадаего Фатимы, он не сумел бы сделать имортизм… тьфу, ислам таким ярким ипривлекающим народы. Но она была рядом, и потому его душа пела и выгранивалачеканные строки…

– Мир другой, – прошептала она в трубку, – толькомы… все такие же древние. А надо быть вногуидущими!

– Вногуидущими, – спросил я, – это вот так: любитьменя… если ты вправду любишь, но жить с другим человеком?

– А разве так важно, – спросила она, – с кемзанимаешься сексом? Сам знаешь, взрослые люди таким пустякам не придают особогозначения. Но у меня здесь дочь, что обожает отца. У меня родители мужа, они всоседнем корпусе, мы обычно ужинаем вместе… Если отсюда уйду совсем, я доставлюогромное, просто огромное несчастье всем! А потешу только свое сердце…

Я не сказал, что еще больше – мое, не понравилось само слово«потешу», что за термин, когда о таком божественном чувстве еще Августинсказал: люби – и делай что хочешь. Он не сказал «верь», а сказал именно «люби»,ибо в этом слове и божественный смысл, еще выше, чем в «верь», и откровение, ибожественная воля, что в любви сокрыто гораздо больше, чем мы знаем, чемпредполагаем и чем даже надеемся.

– Ты чего молчишь? – спросила она. – Думаешь надпоставками ракетного оружия в Индию?

Я горько усмехнулся:

– Что ракетное… Я уже забросил куда более мощное оружие. ВИндию, Европу, Китай, Штаты… даже по России пошло. Что тебе сказал муж, когдаузнал?

– О твоем визите? Удивился, конечно. Я тебе говорила, у насотношения весьма свободные. Я знаю о его женщинах, он знает о моих связях. Онвовсе не возражал еще тогда, когда ты не был… даже кандидатом в президенты.Помнишь? Ты мог бы приходить к нам свободно. Даже в его присутствии. Сейчас жеон, как я говорила, польщен. Не тем, правда, что я вот такая, ведь президентможет выбирать бабс по всей России… да и за рубежом, но и тем риском… ну, сампонимаешь, ты очень уязвим. В смысле, твоя репутация уязвима.

Ее голос дрогнул, я ощутил, она вдруг поняла, что я в самомделе уязвим не только в смысле репутации. Ее дом окружен сотнями домов повыше,на все крыши не посадишь охрану. Где-то может оказаться как раз не наш снайпер.

За дверью послышались шаги, приглушенные голоса. Я сказалТане грустно:

– Извини, вот и поставки оружия в Индию… Позвоню позже.

– Не рискуй, Бравлин!

Я положил трубку, душевая работает исправно, душ Шарко, вналичии три вида бритв и куча кремов, а на случай, если президент окажетсялюбителем экзотики, припасена электробритва от самой модной компании.

Закончив туалет, я оделся и вышел. В моем кабинете все также пусто, хотя голоса я слышал отчетливо. Едва успел опуститься в кресло, вкабинет заглянула Александра, сказала почему-то шепотом:

– Доброе утро, господин президент!.. К вам просится руководительдепартамента управления делами президента.

Она смотрела вопросительно, по моему виду поняла, чтопонятия не имею, о ком речь, сказала торопливо:

– Господин Петров очень важный человек в вашем аппарате! Онуезжал на три дня по вашему же поручению…

Я наморщил лоб, припоминая, перед глазами мелькают сотнилиц, накладываются одно на другое, все одинаковые по выражению, в каждомприсутствует необходимая чиновничность, высокая степень чиновничности,государственная, из-за чего все смазываются, рожу футболиста или оперного певцасразу бы вычленил…

– Не помню, – признался я. – А ты тогда кто?

– Я – начальник канцелярии президента, – сказалаона. – Если, конечно, вы меня еще не сменили. Вы, мужчины, такиенепостоянные!..

– Спасибо, – пробормотал я, – что во мне ещезамечают мужчину. Польщен. А этот, значит, руководитель департамента управленияделами президента?.. Ну-ну, если бы я еще понимал различие… Вы что, друг другухвосты заносите на поворотах?

Она мило улыбнулась:

– Господин президент, на самом деле работы хватает. Вы ещене вникали, не знаете. Парите себе там в заоблачной выси… Вы ведь отдаетеприказы, а у нас никто не бросается их выполнять, вот в чем дело! Наши службыеще и для того существуют, чтобы проследить за выполнением, кроме всегопрочего…

– А что делал Петров? Как я понимаю, выполнял распоряженияпредыдущего президента, – предположил я. – Ведь я не задавал ничегоособенного. Верно?

– Существует такое понятие, как преемственностьвласти, – напомнила она. – Как и нерушимость некоторых договоров,обязательств и так далее. Хотя многое вам придется подтверждать заново.

– Зови, – велел я. – И не забудь чашку кофе.

Она ужаснулась:

– Натощак?

– Если родина требует, – ухмыльнулся я. –Замечательная отговорка, да?..

– Сок сельдерея прочищает мозги тоже, – сообщила она,не сдвигаясь с места. – Еще лучше.

– Ты на полставки и у наших медиков, да?.. Ладно, к кофепринеси и булочку. Это смягчит, смягчит.

На экране появилось лицо Александры.

– Господин Волуев вернулся с выполнением одного деликатногодела.

– Волуев? А чего это он у тебя испрашиваетразрешения? – удивился я. – А, понятно, ты теперь по иерархиистарше?.. Поздравляю.

– Спасибо, господин президент, – ответила она, нималоне смутившись.

Волуев вошел без подобострастия и чинопоказухи, как вошел бырядовой инженер в кабинет завсектором. Сдержанно поклонился, доложилбесстрастно, взгляд его покоился на мне, не прилипая, но и не соскальзывая:

– Господин президент, мне удалось расколоть блок правыхдемократов и левых демократов, но часть из грушечников выводят своих людейзавтра на демонстрацию.

– А правые и левые?

– Те участвовать не будут, – ответил он, глядя мне вглаза. – Именно из-за грушечников. У них планируется отдельная, черезнеделю. Но по отдельности справиться будет легче.

– Еще бы… Грушечники выйдут всем составом?

Он тонко улыбнулся, серые веки поднялись, он прямо взглянулв глаза:

– Нет, только самые яркие течения. Вы понимаете, о ком я…

– Нет, простите.

Я держался с ним все еще отстраненно, все-таки старый кадр,выполнял хрен знает что, а у нас тут революция, не до преемственности, он жеговорит со мной, как будто не замечает, что перед ним уже не тот человек, чтоотправлял его с этим шеридановым заданием.

– Удалось, – объяснил он, – убедить в первую колоннупоставить самую ударную силу: объединения гомосексуалистов, зоофилов,всероссийское общество лесбийской любви, педофилов, геронтофилов… и всехостальных, нетрадиционных. Как вы понимаете, это обеспечит интерес к самойдемонстрации, на это я и напирал, однако даст и нам некоторые козыри…