Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Пока нет. Но в будущем я ему обязательно скажу. А может быть, и нет.
Мы расстались, и я не спала всю ночь, ворочаясь с боку на бок. Как все странно! Какой поворот делает жизнь Даниэлы. Зачем ей нужен ребенок? Как она будет растить его без отца?
Девочка родилась прелестной. Все произошло на Капри. Там же позже и поселили ребенка. Роды прошли легко, без осложнений, семья постаралась, чтобы информация об этом держалась в секрете, насколько это было возможным.
После родов Даниэла довольно быстро восстановилась. И оставив девочку на попечении матери, которая скрепя сердце смирилась с поступком дочери, снова ринулась в Москву. Но ее время прошло. Максим Горький не на шутку увлекся Мурой, та постепенно брала все дела в свои руки, и нашей Даниэле просто не оставалось места рядом со своим кумиром. Так она думала, но оказалось — иначе.
Практичная Мура Будберг сразу смекнула, что ей пригодится знакомство с именитой итальянкой, и строила планы, как можно будет использовать это новое знакомство. Мура никогда не расслаблялась. Эта женщина, по словам Даниэлы, была создана из железа. Позже Муру Будберг так и станут звать — «железная женщина».
Концы сходились с началами, и все немного прояснялось.
Даниэле вдруг стало холодно, захотелось курить.
— Я закурю?
— Конечно… — отозвался Витторио.
Дым вился тонкими колечками.
— Дела! — выдохнула девушка. — Значит, Даниэла родила. И что сделалось с этой девочкой?
Витторио развел руками:
— Этого я уже не знаю. Но в письме говорится, что она осталась на Капри.
Даниэла резко выдохнула.
— Значит, надо ехать туда! Ты поедешь со мной? — спросила она жалобно.
— И куда я денусь? Я же обещал тебе помочь. Мне кажется, что там мы найдем следы и Даниэлы, и Марии, и Лючии.
— Почему ты так думаешь?
— Просто интуиция.
Даниэла затушила сигарету в пепельнице. Оставался еще один вопрос — самый главный. Она хотела, чтобы Витторио остался с ней — просто рядом, его присутствие успокаивало, согревало…
— Ты останешься со мной? Сейчас? Просто так… — закончила она шепотом.
— Я бы с радостью, но меня ждут.
Сердце ее упало.
— Ангел. Он боится оставаться один, — с улыбкой пояснил Витторио.
Даниэла рассмеялась хриплым смехом. Никогда у нее не было еще такого соперника-соперницы.
— Передавай привет этому парню.
— Обязательно. Иногда я рассказываю ему о тебе.
Даниэла подняла брови.
— И что он говорит в ответ?
— Что ты очень хорошая…
Несправедливость не всегда связана с каким-нибудь действием; часто она состоит именно в бездействии.
Москва. Наши дни
Вера привезла прабабушкины письма в «Клио». Вася Курочкин и Анна выслушали ее рассказ о поездке в Италию и про встречу с Даниэлой Орбини, взяли письма, переведенные Верой, и пообещали, что во всем разберутся.
Вера уехала, а Анна с Васей принялись изучать записи Дарьи Андреевны Шевардиной. Те письма, которые Вере показались содержащими наиболее ценную информацию, она сложила в отдельную папку.
…Берлин — город тревожный. Я это поняла, как только туда приехала. Город — перевал, город, куда стеклись мошенники всех мастей.
А Макс буквально бредил Мурой… Правда, она не жила в Берлине, а бывала лишь наездами…
Вася поднял глаза от письма и сказал:
— Точное замечание. Берлин был перевалочным пунктом контрабанды. И контрабанды серьезной. На государственном уровне. Не просто подпольные контрабандисты, которых ловят за руку полицейские. Нет, все было серьезней и опасней…
Анна кивнула. Она прекрасно помнила этот период истории.
Советское государство отчаянно нуждалось в деньгах для будущей индустриализации. Для промышленного переворота, для того, чтобы сделать гигантский скачок. Из аграрной России шагнуть в промышленную. Обычно государству для этого требовалось несколько десятилетий, здесь же все нужно было сотворить в кратчайшие сроки.
— Молодой советской власти требовались деньги, — сказала Анна. — И она собиралась их добывать любым путем, не останавливаясь ни перед чем.
— Кстати, Программа национализации музеев, которую провозгласила советская власть с самого начала, служила той же самой цели: концентрации сокровищ в одних руках с их последующей продажей за границу. Желающие приобрести богатейшие сокровища Романовых и знатных родов — были, — объяснил Вася. — А одной из ключевых фигур этого «процесса» была как раз Мария Андреева, бывшая любовь и гражданская жена Максима Горького. Дама хваткая, предприимчивая. Именно ей большевики доверили такой важный участок работы. Впрочем, она уже не раз доказала свою преданность, к примеру, в истории с Саввой Морозовым, капиталы которого она использовала для пополнения кассы большевиков.
Ученые продолжили читать.
…Когда Макс перебрался в Берлин, Мура развила деятельность по изданию его произведений. С этой целью было организовано издательство.
Как мне кажется, к тому же Мура участвовала в торговле антиквариатом, в отмывании денег для советской власти. Где Мура — там двойная, тройная игра, тьма и тайны, тайны, тайны…
Я по-прежнему работала в итальянском издании, иногда встречала старых знакомых, изредка ходила на приемы. И однажды на одном из посольских приемов, кажется, это было посольство Швеции, встретила друга семьи, отпрыска известной фамилии. Когда-то наши родители хотели, чтобы мы поженились. Как это все было давно! После обмена любезностями он спросил:
— Ты работаешь на Советы?
Вероятно, в моих глазах отразилось искреннее изумление. И он поспешил объясниться:
— Ну говорят, ты теперь часто бываешь в России.
— Как сотрудник издания, — холодно поправила я.
Он, видимо, поняв свою оплошность, сказал уже примирительным тоном:
— Просто было странно слышать. Ты и Советы…
Я рассмеялась своим заливистым смехом, о котором Макс как-то сказал, что он звенит как тысячи колокольчиков.
— Ты безнадежно устарел, Стефано, левые сейчас в моде, разве ты не знал? Строится новый мир, и мы присутствуем при его рождении.
В его взгляде был откровенный скептицизм.
— Старушка Европа уже переживала такие нашествия: новые, старые, левые, правые… Рано или поздно новое будет сметено очередным витком истории. А мы останемся и будем всегда.