— Пьяная девочка, — констатировала я.

— Я не девочка, мне в этом году двадцать!

Мы с Кетнеем переглянулись. Вино, с одной стороны, помогло, притупив боль от ожогов, но с другой стороны, усугубило проблему. Я закусила губу, задумавшись, как довести эти пьяные два метра  обиды до комнаты и уложить баиньки.

Кетней сходил к Драгану и попросил дать людей проводить нас, но вернулся с ответом: «В Утхаде безопасно, вас никто не тронет, идите свободно».

— Ничего, — вздохнула я, и начала поднимать Флану за руку.  — Сами дойдем.

— Не пойду я никуда,  останусь! — начала сопротивляться девчонка.

Мы с Кетнеем попытались ее успокоить, но охмелевшая всадница (зря я послала Кетнея за вином!)  стала вести себя как буйный подросток, которого занудные родители пытаются  увести с вечеринки домой.  Она встала, отбросила горшочек с мазью, легко оттолкнула Кетнея (юноша от этого «легкого» толчка  чуть не упал), затем пихнула меня.

— Тебе надо, ты и уходи! — заявила  девица, усмешкой судьбы и коварным решением Вандерии назначенная моей опекуншей.

— А если со мной что-то случится? Если меня в закутке  по голове ударят и изнасилуют? Ты ведь за меня ответственность несешь.

На раскрасневшемся и немного испачканном лице Фланы выразилась задумчивость, затем она повторила ответ Драгана:

— Никто тебя здесь не тронет! Кому ты нужна?

— Всем, — вставил Кетней, и развел руками.

Мужики и правда не столько на мэз смотрели, ради которых это все и было устроено, сколько на нас. Пьяная Флана, слабая я, хрупкий Кетней… мы были лакомыми кусочками  и одним своим нахождением внизу дразнили мужчин. Да, даже Кетней был в опасности, ведь никто не мог сказать точно, вернется ли  Вазраг в крепость, а если вернется, то когда.

— Флана, идем, — сказала я. — Как подруга тебя прошу.

— Но я остаться хочу, еще выпить, победителя посмотреть… — Обернувшись, всадница посмотрела на огненную полосу и радостно проговорила: — Второй круг начался! Сейчас будет самое интересное!

— Ску-у-у-чно?

Что-то грузное и вонючее навалилось на меня; я отскочила в сторону. Какой-то юнец примерно возраста Флана и Кетнея, здоровый, растрепанный, пьяно и жадно на меня смотрел и  при этом опасно покачивался.

Кетней загородил меня собой и, опустив руку на плечо юнцу, начал ему что-то говорить. Тот оттолкнул руку и обратился ко мне:

—  Ты не того выбрала. Он же девочка, девочка Вазрага… А тебе нужен мужчина! Я мужчина!

— Больше похож на свинью, — с отвращением проговорила я.

Такое нелестное сравнение ему не понравилось, и  он снова попытался навалиться на меня всей своей  вонючей массой; тонкий Кетней  не сумел его сдержать,  как не может сдержать лавину  маленькое деревце. Флана  вспомнила в этот момент, что она моя защитница, и кинулась на «свинью».  Встретились два пьяных тела, началась возня, они упали… Несколько мужчин кинулись к нам, разнимать;  кто-то засмеялся, а поверх этого шума прогремело имя «Пеша». Этот  всадник, которого, по словам Кетнея, «огонь не кусает», успешно прошел второй круг.

Я  попыталась оттащить Флану, но меня оттеснили в другую сторону,  причем оттеснили с четким направлением в толпу. Кто-то поймал меня, прижался колючей щекой к моей щеке; я почувствовала запах лука и дернулась,  и меня передали в другие руки, более наглые. Худая  и легкая, я могла бы долго  быть  «перебрасываемым мячиком» в этой игре, ноне стала.

Появился Зена и освободил меня,  вытащив из толпы вместе с тем, кто меня держал. Мужик, который только начал меня лапать, возмутился, но, получив кулаком в живот,  затих и руки разжал. Не церемонясь, желтоглазый  ухватил меня за талию и потащил за собой. Флану и «свинью» растащили, но обе стороны  продолжали возмущаться. Кто-то злобно крикнул:

— Смотрите, люди! Имперец забирает нашу женщину!  

К счастью, этот крик никого не распалил.  Пока Зена тащил меня  подальше, Треден тащил Флану, которая упиралась ногами и руками, стремясь  выплеснуть накопившиеся за вечер эмоции в драке. Большинство зевак смотрели на второй круг состязаний, но некоторые сочли наш маленький спектакль интереснее и громко смеялись. Впрочем,  смеялись не все… Слышались и недовольные выкрики.

— Драган! Драган! — крикнула я, чтобы  его величество управляющий соизволил обратить внимание на нарушение общественного  порядка (точнее будет сказать «беспорядка).

Очередной участник упал в костер, и это отвлекло от нас.  Зен подтащил меня к Тредену и,  отпустив, пришел к нему на подмогу. Бедный бородач уже  крепко получил от всадницы, негодующей от каждого  агрессивного выкрика и  грязно ругающейся в ответ на толпу; Кетней метался между ними, но толку от него было мало.

Зен отцепил Флану от Тредена, протянул по-джентльменски ей руку, позволил сделать два шага и спросил о чем-то. Всадница тут же вскинула подбородок и противнейшим тоном что-то ответила. Тогда желтоглазый кивнул,  коварно  ухватил ее за руку и сжал  ее руку так, что девчонка ахнула, затем запищала и, опустившись на колени, стала ловить губами воздух.

— Ты что творишь?! — закричала я и кинулась к ним.

Меня перехватил Кетней.

— Они договорились.

— О чем? Он делает ей больно!

— Ага! — встрял Тред. — Это мне она больно сделала… много раз!

Я покосилась на помятого мужчину и разглядела наливающийся синяк на его лице. Что за вечер, что за ночь!

С кем Кетней и мог справиться, так это со мной. Он удержал меня на месте, пока Зен и Флана что-то между собой выясняли. Затем девчонка, сопя, поднялась, и,   ненавидяще смотря, поплелась за  желтоглазым. Пораженная такой переменой, я   ахнула, но тут и меня за собой потащили,  в две руки, Тред и Кетней.

Толпа пропускала Зена, словно он обладал каким-то особенным свойством, и это позволило нам достаточно быстро пройти ее. Вслед неслось: «Куда он пошел?», «Как же состязание?», «Имперец, вернись!», «Не забудь про второй круг». Но задерживать нас не задерживали, мы будто перестали существовать, как только Зен дал понять, что ему есть до нас дело.

Думая об этом и о том, какой ошибкой было спуститься, я шла за мужчинами. В крепости было  малолюдно по сравнению с обычным вечером, некоторых  напившихся уложили прямо на полу в углах;   эти бесчувственные тела издавали бытовые мелодичные  звуки – сопение, вздохи, храп… Какой-то пацан лет одиннадцати мочился на лестницу, но, увидев нас, быстро убежал, на ходу подтягивая штаны. Под ноги мне попался раздавленный пирожок, и я чуть не поскользнулась.

Для чего, спрашивается,  были все приготовления?  Вандерия хотела пустить мэзам пыль в глаза, показав, какие милые люди в Утхаде и каков сам Утхад красивый и чистый? Не сработает! Как ни старайся, а людей не изменишь: местные привыкли гадить, где живут, драться, лезть в огонь, чтобы покрасоваться да заслужить женщину… Тьфу, Мэзава! А сколько было романтичных ожиданий!