Однако мир продолжал меняться.

* * *

В итоге выжили только однопалые лошади. Свидетельство тому – находящийся в Айдахо так называемый Карьер хагермановой лошади, в котором были обнаружены фрагментированные лошадиные кости. Попытавшись соединить их, ученые установили, что здесь захоронены останки примерно двухсот животных, причем все они погибли чуть более 3 млн лет назад, возможно во время наводнения, после чего их тела упокоились на речном берегу[112].

Все обнаруженные здесь лошади были однопалыми. Все они относились к одному и тому же виду – Equus simplicidens, или американской зебры, – послужившему прародителем для современных скаковых лошадей, зебр, ослов и лошадей Пржевальского. В известном смысле Equus simplicidens подобна эпигиппусу – в том, что будущее коней как таковых зависело всего от одного вида.

Однако, в отличие от эпигиппуса, Equus simplicidens не принадлежала к редким видам. Зебра процветала – обладая длинными ногами, копытом на единственном пальце, гибкой пищеварительной системой, большим мозгом и прочными зубами. Все эти качества слились воедино, создав животное, превосходно приспособленное к реалиям Северной Америки тех времен. Эволюция этого животного сделала его способным выдержать чрезвычайно разнообразные внешние вызовы, питаясь при этом такой пищей, которую отвергли все прочие травоядные.

За короткое время Equus simplicidens распространилась, породив много видов.

А потом что-то произошло – случился своего рода «идеальный шторм»[113]. После 56 млн лет эволюции лошади в Западном полушарии вымерли.

Почему? Если кони научились выживать при внезапных скачках температуры, если они научились есть содержащую кремнезем траву, когда исчез виноград, если они расстались с четырьмя пальцами на передних ногах, оставив себе только один – все это выживания ради, – тогда почему же к 1492 году, к прибытию европейских колонизаторов, на континенте вообще не осталось ни одной лошади?

Дарвин пытался найти разгадку, но так и не сумел этого сделать. За последние 150 лет обрели решение многие другие смущавшие великого ученого тайны эволюционного пути лошадей, но эта так и не нашла своего объяснения. Пока она остается предметом горячей, иногда даже слишком жаркой дискуссии. Более того, порой эти споры могут служить примером «науки в самых негативных ее проявлениях», если воспользоваться фразой биолога Билла Стривера.

Хотелось бы узнать две вещи: что случилось с лошадьми Западного полушария? И еще – откуда в науке столько противоречивых мнений на этот счет?

В последний раз в своей жизни этот золотой юконский конь ел лютики[115].

Потребовалось 100 млн лет, чтобы волна, поднятая Меловой наземной революцией, вынесла лютики на северные равнины ледникового периода. И еще примерно половина этого срока, чтобы резвые и теплолюбивые перволошади эоцена преобразовались в представителей рода Equus– в животных, способных выживать в суровых условиях Арктики и питаться этими самыми лютиками.

И вот наконец, по прошествии десятков миллионов лет, в юконской лошади[116], как в мозаике, сошлись черты современной лошади – высокая холка, далеко отстоящий от земли скакательный сустав, позвоночник и ноги, рассчитанные на скорость и выносливость, чувствительная морда и длинные челюсти с большими и крепкими зубами – так сказать, всё в одном.

В 1993 году старатели Ли Олиник и Рон Тоэвс добывали золото возле канадского города Доусон, самую малость южнее 60-й параллели, неподалеку от Северного полярного круга. Однажды сентябрьским днем, когда летний сезон уже подходил к концу, их машины выковыряли из черной жидкой грязи на берегу ручья Ласт-Ченс что-то крупное.

«Что это?» – удивился сын Олиника.

Тот взглянул. Перед ним находился труп лошади. Не одни только кости, как в Ашфолле, и не отпечаток, как в Месселе, а полноценный труп – со всей положенной ему плотью, сухожилиями, гривой, хвостом, внутренностями и кишками. Совершенно свежий – словно бы его только что извлекли из морозилки. Однако само животное показалось ему несколько странным: не столько лошадь, сколько пони, решил Олиник, подумав, что это, наверное, одно из тех горняцких животных, которых старые шахтеры использовали для перевозки телег в подземных рудниках.

«От трупа пахло как от сильного здорового коня – так пахнет лошадь после работы, – сказал он мне. – Сперва высунулась нога. А затем мы увидели шкуру».

И чем больше он размышлял, тем меньше нравилась ему идея горняцкого коня. Ну было в ней что-то не то. И потому он кое-куда позвонил. Приехали палеонтологи, вытащили коня из грязи и отправили его в лабораторию определять возраст.

Оказалось, что усопшее животное жило на земле в ледниковый период, возраст его составлял почти 30 000 лет. Лошадь эта жила в Арктике, на Юконе, в то самое время, когда на другом конце засушливых степей Евразии палеолитические художники рисовали лошадей на стенах пещер будущих Франции и Испании, а резчики украшали оружие изображениями коней.

Шкура этого конкретного юконского жеребца отливала желтым цветом, кроме того, у него была длинная, светлая ниспадающая грива и такой же хвост. Экспертов удивило уже это, поскольку принято было считать, что до одомашнивания все кони обладали короткой щетинистой гривой и куцым толстым хвостом.