— … и вот, друг Колька мне и говорит. Помоги АнтонГригорьевич следствию, подскажи, что нам делать, — самозабвенно вретСимаков, а кумушки его слушают, пораскрывав рты.

— А друг Колька тебе не сказал, какое обвинение онсобирается предъявлять задержанному?

— А? — испуганно озираясь, вымолвил Антошка.

— Обвинение, говорю…

— Лелечка, — показушно обрадовался он, —героиня наша!

— Так что там со следствием, как дела идут?

— Да я вроде… хм… вот девочкам рассказал уже, —начал мямлить он, мудро рассудив, что, продолжив брехать, может нарваться нанеприятности. Знает, что я пустой трепотни не выношу.

— Обыск в комнате Бодяго провели?

— А как же!

— Неужели? А по моему, еще не успели.

— Да? — испугался Антон, он понял, что доразвенчания культа его личности остались считанные минуты.

— Да. И меня удивляет, почему твой друг Колька ещеэтого не сделал.

Антошка засопел, придумывая, что бы сказать, а потомнашелся:

— Дамы, не соблаговолите ли оставить нас с госпожойВолодарской наедине, нам, видите ли, надо обсудить кое-какие следственныетонкости.

Дамы понимающе закивали, после чего покинули помещение.

— И чего ты им тут брехал?

— Да ничего, собственно, так рассказал, что знаю.

— Вот давай теперь и мне, только без этих твоих штучек,про друга Кольку и прочее.

— Конечно, конечно, — начал лебезить Антон, поняв,что я не собираюсь выводить его на чистую воду. — Я ведь так, для красногословца… Ну, ты понимаешь.

— Короче, Симаков, мне некогда.

— Ага, ага, — он наморщил лоб, сосредотачиваясь.

— Ну?

— Ну-у-у.

— Так ты что же, ничего не знаешь? — заподозрилая.

— Почему ничего? Кое-что мне известно.

— И что?

— Ну-у-у.

— Это я уже слышала. Ты по делу давай.

— Ага.

— И это ты уже говорил, — я махнула рукой. —Не знаешь ты, короче, ни фига.

— Не знаю, — сознался, наконец, Антошка.

— Радар что ли сломался? — кивнула я в сторонубанки.

— Хуже. Перенесли штаб в недоступное место, —увидев мое недоумение, пояснил. — В бывшую вентиляционную, а там стенытолщиной в 20 см, там мой радар не действует.

— Жаль, — сказала я совершенно искренне.

— Еще как! — понурил он головушку, но вдругвстрепенулся. — Но я знаю, что сегодня Геркулесов прибудет в «Нихлор»ровно в 10.

— Подслушал, зачем прибудет?

— Не смог, — вздохнул Антошка. — А этоправда, что он еще в Васькиной комнате обыск не провел?

— Издеваешься? Конечно, провел, правда поверхностный.

— Так ты что же…

— А ты думал, что врать один ты у нас мастак?

И провожаемая его возмущенным взглядом, я покинула комнату.

Когда я достигла первого этажа, часовая стрелка моих часовзамерла аккуратненько напротив 10-ки. Значит, именно сейчас к нам пожалует самгосподин Геркулесов.

Добравшись до двери своей комнаты, я узнала, что немногоошиблась. Оказывается, Геркулесов уже прибыл и к моменту моего появления успелне только открыть комнату Бодяго, но и пошарить там. Короче, когда я уже готовабыла скрыться за своей дверью, из комнаты по соседству вылетел наш доблестныйстраж, был он возбужден и растрепан, к тому же жутко пах.

— Отстаньте от меня, — шипел он, лягаясь во всестороны. — Брысь!

Тут я заметила, благодаря вырвавшемуся вместе с Геркулесовымиз комнаты свету, что за ним, воя и урча, бежит свора кошек.

— Пошли вон! — продолжал гнать взбесившихсякошаков бедный Коленька.

— Помощь нужна? — поинтересовалась я.

— А? — он поднял на меня свои ошалелыеглаза. — Это вы? Чего вам?

— Я, собственно, здесь работаю, — я показала надверь своей комнаты. — Вот мимо шла.

— Ну и идите себе! — Он хотел еще что-то сказать,но одна из своры, самая облезлая, уперлась своей одноухой головой в его ногу иначала тереться об нее. Геркулесов брыкнулся, но это не помогло, кошка нетолько не отлетела, но еще и вцепилась когтями в штанину его фирменных джинсов. —Господи, что же мне делать, перестрелять их что ли?

— Не надо. Господь, к которому вы взываете, вам этогоне простит. — Я принюхалась. — Вы валерианкой что ли надушились?

— Да не надушился… Черт бы ваш институт побрал, здесьне только люди, но и кошки психические… Я пролил!

— На что?

— Естественно, на себя.

— Естественно, — улыбнулась я, что, конечно, неочень вежливо, но видели бы вы эту одноухую, обнимавшую милицейскуюногу. — На что именно? На куртку, штаны или кроссовку, кстати, пораперебираться в более теплую обувь, зима скоро…

— На кроссовку, — завопил он, стряхивая еще однупаразитку со своего башмака.

— Ну, так снимите и отдайте на растерзание.

— А в чем я домой пойду?

— Если не отдадите, вопрос будет стоять не так.

— А как?

— Чем? Или на чем? Так как на своих двоих у вас неполучится. Они одну отгрызут.

— Кошки-людоеды? Впервые слышу.

— Это ж Васины кошки, а они, как и хозяин,отмороженные.

— Ну, уж нет, я лучше…

Что он хотел сделать, я так и не узнала, потому что вследующий миг одноухая вцепилась в понравившуюся ей ногу зубами. Геркулесоввзвыл, тряхнул пострадавшей конечностью, да так энергично, что кроссовка,шнурки которой четвероногие монстры уже успели обмусолить и расслабить,слетела, перевернулась в воздухе, после чего, пролетев не меньше трех метров,благополучно приземлилась.

Кошки с воем бросились к ней.

— С облегчением! — поздравила я.

— Ну вас, — махнул он на меня рукой и заковылял вВасину комнату. Я за ним.

— Не расстраивайтесь, вам мама новые купит.

— Я сам себе на жизнь зарабатываю, — отбрил онменя. — Ясно?

— Угу.

— И в чем теперь, прикажите, до машины идти?

— Ну не знаю, — протянула я, оглядываясь. Вкомнате ничего подходящего не было — Вася кроссовки «Рибок» видел только потелевизору, а носил стоптанные ботинки или не менее задрипанные кеды. Как разпоследние я и обнаружила на батарее. — Вот, пожалуйста, почти то же, что ина вас. В смысле, спортивная обувь, как вы любите.