— Может и так, но вместе с этим. — И он достал изкармана завернутый в полиэтилен длинный тонкий нож.

— Где нашли?

— Здесь, — он кивнул на тумбочку. — Заметьте,на лезвие запекшаяся кровь.

— Это он для кошек мясо резал.

— А вот и нет! — торжественно воскликнул нашШерлок Холмс. — Кошкин нож мы изъяли вчера, он лежал на видном месте,поэтому его обнаружили сразу. А вот этот, — он потряс перед моим носомпакетом, — был спрятан за тумбочкой, его я нашел только сегодня. И, какмне кажется, эти сгустки на лезвие, — вновь пакет мне в нос, —говорят о многом.

Я недоуменно уставилась на него, не уяснив, о чем могутговорить сгустки.

— Вы что про сворачиваемость крови ничего неслышали? — удивился Геркулесов. — Кровь, вытекшая из живого человека,и кровь из… ну допустим… замороженной говяжьей печени имеет разнуюконсенстенуцию. Первая еще не свернулась, когда попала на лезв…

— Ну, хватит, — возмутилась я. — Давайтеобойдемся без этой тошнотворной лекции. Я вам верю на слово.

— Что и требовалось доказать, — изрек оченьдовольный собой Геркулесов.

— Значит, это Васька.

— Васька, — уверенно подтвердил он.

— Хм, — я все еще не верила в это, но, скорее,лишь из упрямства — мне претила мысль, что я на Бодяго даже подозрение нераспространяла. — Да, пожалуй, вы правы. Больше не кому. А он что говоритна это?

— Естественно, в несознанке.

— В чем?

— Отпирается, значит, не признает своей вины. Но этобыло вчера, вчера у нас не было этого, — он вновь вскинул пакет с ножом,но на этот раз я отстранилась, хватит, на сгустки я уже насмотрелась.

— Думаете, сегодня сознается?

— Не знаю, от него чего угодно можно ожидать, он жетого, — Геркулесов свистнул и покрутил пальцем у виска.

— Да ладно, никакой он ни того, — я повториласвист, — обычный маньяк.

— Да вы что! Он с детства того. У него задержка вразвитие 5 лет была, он и сейчас иногда в детство впадает. Сядет в уголке,засунет палец в рот и повторяет «Я плохой, я плохой».

— Вон оно что!

— И мама у него не совсем нормальная. Вернее, совсемненормальная. Правда, когда-то она была директором ПТУ, именно в нем Васяучился, в другое его бы просто не приняли, а потом у нее крыша съехала, еевыгнали на пенсию и теперь она изводит соседей по подъезду своими выкрутасами.Я ходил к ним домой, так жильцы ко мне с петицией — выселяйте, орут, этихБодяго к чертям. Мамаша месяц слесарей в квартиру не пускает, чтобы они трубыей починили, а из-за этих труб весь подъезд в дерьме плавает, а сынок кошатнюразвел в однокомнатной «хрущевке». А это вонь, знаете, какая?… Нет, лучше вамне знать. — Геркулесова передернуло. — Вот такой фрукт наш Вася.

— Н-да. А сразу и не подумаешь. Я всегда считала егоочень приличным парнем. Он такой безобидный на первый взгляд, тихий, и наманьяка совсем не похож.

— А вы думаете, все маньяки имеют зверскую рожу? Даничего подобного!

— Я не о том. Про рожу понятно, она действительнотакая, какой тебя природа наградила… ну или обидела, у кого как. Просто он былтаким вежливым, спокойным. Простите, извините, даже глазки лишний раз боялсяподнять.

— Это легко объяснить — просто он боялся, что взглядего выдаст, а по поводу всего остального, я вот что могу сказать. —Геркулесов сел по-турецки, приготовившись вещать. — Лет 20 назад в нашемгороде стали находить изнасилованных, изуродованных и убитых девушек. Находилиих не часто, но регулярно, примерно пару раз в год. И так на протяжении 4 лет.Маньяк отличался изощренной жестокостью и неуловимостью, прозвали его Лиходеем.Ловили Лиходея все эти годы всем уголовным розыском, но никак не могли поймать,уж больно осторожным был. Но на пятый год охота увенчалась успехом — маньякапоймали. Им оказался слесарь 5-того разряда, активист, трудяга, трезвенник,примерный отец двоих детей Сергей Лимонов. Не слыхали?

— Нет. Мне тогда еще слишком мало лет было.

— Мне тоже не много, но я знаю об этом, и не толькопотому, что Лиходея поймал мой отец, но еще и потому, что жил он в нашем доме.Так вот к чему я веду? А к тому, что приятнее человека я не встречал. Я же егос пеленок знал, видел, как он к жене относится, к детям, знал, как его уважаютна работе. И вот такой положительный гражданин оказался кровавым убийцей. Внашем доме никто не верил, бабки, которые его обожали, даже с транспарантами кдверям прокуратуры ходили.

— Так, может, это и не он? Мало что ли бывает ошибокследствия?

— Это он. Его застигли на месте преступления. Послечего он не стал отпираться и во всем сознался, причем, не теряя спокойствия ипродолжая вежливо улыбаться. — Геркулесов вздохнул. — Вот так-то! Авы говорите, не похож на маньяка.

— Ничего я, видно, в людях не смыслю! — ссожалением пробормотала я.

— Просто вы их видите лучше, чем они есть, —упокоил Геркулесов, причем, даже не поняв, что сморозил глупость. Знай он меняполучше, никогда бы такого мне не сказал, ведь каждый мало-мальски знакомый смоей натурой человек в курсе, что я самый отъявленный циник женского пола,каких только видел свет.

— Значит, подозрение с мужиков нашего отдела можноснять?

— Можно, — кивнул он, после чего встал, поигралпальцами ног, зачем-то попрыгал и бодро скомандовал. — Тащите сланцы, яуматываю.

Я притащила, он умотал.

Итак, прошло пять дней, почти неделя. Спокойная, размереннаянеделя, такая, будто и не было тех кошмарных дней, когда мы ходили по институтус оглядкой. Теперь жил наш НИИ по-старому сонно. Мне даже показалось, что все,кроме, пожалуй, меня и вспоминать-то об убийствах перестали. Ну укокошили парууборщиц и одну вахрушку, так ведь поймали, кровопийцу, и сидит он, сердешный,нынче за чугунной решеткой. Так что может «Нихлор» вернуться к своим насущнымделам: сплетням, чаепитиям да легкому флирту.

Даже мои товарки угомонились, обмусолив за прошлую неделювсе детали происшествия, посмаковав подробности поимки маньяка, приукрасив,конечно, для красного словца и сознания собственной значимости, к понедельникуони уже переметнулись к обсуждению более свежих новостей. А если у них ивозникали всплески воспоминаний, то не рождали они ничего, кроме облегчения.Еще пуще был доволен Геркулесов, как же, засадил маньяка, прекратив тем самымкровавую вакханалию (столь изысканно он обозначил ту мочиловку, которую нашманьяк устроил).

Страдали по Васе только двое: Слоник да я. Слоник яснопочему — как никак Бодяго, хоть и вуайерист, но все ж друг, а вот я… Даже и незнаю, почему я не могла смириться, поверить, успокоиться в конце концов. Но чтос меня, глупой бабы, взять?