выкрикнув „Крибле-крабле-бумс”, он может умертвить человека, хотя на самом деле – не может, то бахвал сей по закону должен быть казнен. Это справедливо, ибо он имел намерение к убийству». Селден был в достаточной мере скептиком, чтобы возвеличивать домыслы до догм; но и род деятельности – юриспруденция – оставил на Селдене свой отпечаток: Селден считал, что заживо сжечь человека, считающего себя колдуном, – вполне справедливо. Монтень также изучал право, однако его разум оказался невосприимчив к юридической ржавчине и остался ею не запятнан. Рассуждая о ведьмах, Монтень видит в них не наказуемое зло, а недуг, который, пожалуй, можно исцелить. «Этим людям я прописал бы скорее чемерицу [растение, которое считалось способным изгонять меланхолию, а значит, и врачевать безумие], нежели цикуту».

Едва ли не первыми против охоты на ведьм и самой теории о бесовском вмешательстве в человеческую жизнь выступили немецкий врач Иоганн Вейер (в 1563) и эсквайр из английского графства Кент Реджинальд Скотт (в 1584 году он опубликовал труд «Разоблачение колдовства»). Нонконформист Гиффорд и англиканец Гарснетт разделяли скептицизм Скотта относительно современных им суеверий, однако не ставили под вопрос библейские ссылки на одержимость, магию и сговоры с дьяволом; в этом Реджинальд Скотт пошел куда дальше.

Впрочем, число скептиков уравновешивалось теми, кто искренне верил в ведьм. Первым в списке стоит великий Жан Боден, по его собственным словам, написавший «Демономанию колдунов» еще и для того, чтобы «книгой сей ответить тем, кто пытается, также сочиняя книги, по возможности оправдать ведовство, ибо сам Диавол наущает их к публикации таковых кощунственных текстов». Эти скептики, полагает Боден, сами заслуживают костра – заодно с ведьмами, которых они защищают и обеляют.

Король Иаков I занимал ту же позицию, о чем свидетельствует его «Демонология». Рационалиста Вейера он называл апологетом ведьмовства, заявляя, что своей книгой Вейер «выдает собственную принадлежность к числу колдунов».

Если брать выдающихся современников Иакова I, сэр Уолтер Рэли и сэр Фрэнсис Бэкон примыкали к верующим в ведьмовство. Вообще семнадцатый век отмечен в Англии бурными спорами по этому вопросу. На существование ведьм упирали философы (Генри Мор и Ральф Кадворт), врачи и ученые (сэр Томас Браун и Джозеф Гленвил), а также юристы масштабов сэра Мэттью Хейла и сэра Джорджа Макензи.

Что касается Франции того же периода, ведьмовство признавали все богословы, но не все священники занимались охотой на ведьм. Многим она казалась крайне неприятным делом, вдобавок вредящим общественному порядку. Такие священники не одобряли своих фанатичных коллег и старались сдержать их религиозный пыл. Похожая ситуация сложилась и среди юристов. Некоторые всегда готовы были сжечь женщину, которая, к примеру, «помочилась в дырку в земле, дабы наслать ураган на деревню» (это конкретное сожжение имело место в городе Доле в 1610 году); но находились и такие судьи, которые, любя умеренность во всем и веря в теорию о ведьмах, на практике старались не участвовать в процессах над ними.

В условиях абсолютной монархии мнение короля, разумеется, имело немалый вес. Оно даже было решающим. Людовик XIII близко к сердцу принимал все связанное с дьяволом; а вот сына его такие проблемы почти не занимали. В 1672 году Людовик XIV издал указ о помиловании всех лиц, осужденных за колдовство Парламентом Руана. Парламент возмутился; но аргументы, как теологические, так и юридические, ничуть не тронули монарха. Он не желает, чтобы при нем жгли людей, и точка.

Теперь, рассматривая луденские события, нам следует четко различать предполагаемую одержимость монахинь и предполагаемую причину этой одержимости – то есть колдовство Урбена Грандье. Пока что я подробнее остановлюсь на вопросе его виновности, а саму проблему одержимости рассмотрю ниже.

Отец Транквиль, член команды экзорцистов, в 1634 году опубликовал свой труд «Правдивый отчет о действиях Правосудия по делу об одержимости бесами луденских урсулинок, а также по делу Урбена Грандье». Да не обольстит читателя цветистое название. В действительности никакой это не отчет, тем паче – не правдивый отчет. Это – памфлет; сплошная полемика и голословная защита экзорцистов заодно с судьями. От кого же их защищать? Да от общественного мнения, от всеобщего скептицизма и почти поголовного осуждения! Понятно, что в 1634 году большинство образованных людей очень сомневались даже и в факте одержимости монахинь, были убеждены в невиновности Грандье и с естественным омерзением наблюдали за ходом процесса. Отец Транквиль схватился за перо в надежде, что толика красноречия вразумит сомневающихся и направит их мысли в нужное русло. Попытка не удалась. Король с королевой, правда, поверили; а вот придворные, чуть ли не поголовно, не желали верить ни в какую. Луденская знать, наблюдавшая процесс бесогонства, также почти вся сомневалась в том, что бесы вообще присутствовали; а раз бесов не было, так и Грандье невиновен. Приглашенные врачи разъезжались по домам в убеждении, что предъявленный им феномен не имеет ничего общего с вмешательством сверхъестественных сил. Менаж, Теофраст Ренодо, Исмаэль Буйо – все, кто позднее писал о Грандье – упирают на его невиновность.

К лагерю противников этой версии примыкали многочисленные неграмотные католики. (Неграмотные протестанты, разумеется, дружно выражали скептицизм.) Все экзорцисты считали Грандье виновным, а одержимость – истинной. Этого мнения они придерживались, даже помогая, заодно с Миньоном, фабриковать свидетельства, приведшие Грандье на костер. (Вся история спиритуализма показывает с удивительной ясностью, что обман и подлог, особенно если цель у них благая, прекрасно сочетаются с верой.) Зато о взглядах духовенства нам почти ничего неведомо. Будучи профессиональными экзорцистами, члены религиозных орденов поддерживали Миньона, Барре и прочих. А вот как насчет священников, служивших в миру? Неужто они поверили (или озвучили данное мнение с кафедры), будто их собрат продал душу дьяволу и наложил чары сразу на семнадцать урсулинок?

По крайней мере, мы располагаем информацией о взглядах высших духовных особ. Архиепископ Бордоский считал Грандье невиновным, относительно монахинь полагая, что терзают их разом и каноник Миньон, и бешенство матки. Епископ Пуатевинский, напротив, был убежден в одержимости святых сестер бесами и в чарах Грандье. Ладно; а что думал главный священник Франции – герцог-кардинал? Скоро мы увидим, что в одних случаях Ришелье занимал позицию скептика, а в других – свято верил в Углежога. Определенно, вся эта история – сплошная мистификация; а все-таки, в пиквикианском смысле, а порой даже и не в пиквикианском – чистая правда.

Магия, как белая, так и черная, была искусством достигать вполне естественных результатов посредством сверхъестественных (но не божественных) сил. Всякой ведьме помогают духи – более или менее злые; однако, помимо духов, некоторые ведьмы обращаются к тому, что в Италии носит название «la vecchia religione», то есть «древняя религия».

«С