целью сразу расставить все точки над i, – пишет мисс Маргарет Мюррей в предисловии к своему весьма ценному труду «Культ ведьм в Западной Европе» (1921 год), – замечу, что четко разграничиваю Оперативное ведьмовство и ведьмовство Ритуальное. Под Оперативным ведьмовством я понимаю любые чары, используемые как ведьмой, которая считает себя таковой, так и христианкой. Причем эти чары могут быть направлены и на добро, и на зло, и на убийство, и на исцеление. Они характерны для всех народов и всех стран, их практикуют жрецы и обычные люди любого вероисповедания. Эти чары, в числе прочих знаний, достались человечеству в наследство от предков… А вот Ритуальное ведьмовство – лучше назовем его культом Дианы – включает религиозные представления и ритуалы лиц, в позднем Средневековье известных как ведьмы. Имеется достаточно доказательств, что христианство – лишь прикрытие для древнего культа, практикуемого представителями разных сословий и особенно распространенного среди людей необразованных, проживающих в отдаленных и малонаселенных регионах. Истоки этой религии следует искать в дохристианских временах; судя по всему, она является самой древней в Западной Европе».

К описываемому нами периоду – 1632 году – минуло уже более тысячи лет с обращения Западной Европы в христианство. И, однако, древний культ плодородия, даром что немало пострадал по той причине, что всегда «был правительству словно кость в горле», все-таки сохранился, все-таки имел достаточно адептов и мучеников, и даже свою церковную организацию, идентичную, если верить Коттону Мэзеру, структуре официальной церкви. Факт выживания древней религии не будет столь шокирующим, если вспомнить о гватемальских индейцах: четыреста лет с ними бились миссионеры-католики, а разве больше в них веры христианской ныне, нежели у их предков в тот год, когда на землю Гватемалы ступил Педро де Альварадо?[59] Вполне возможно, что лет через семьсот-восемьсот религиозная ситуация в Центральной Америке станет напоминать ту, что наблюдалась в Европе семнадцатого века, с христианским большинством, жестоко преследовавшим меньшинство, приверженное более древнему культу.

(В отдельных регионах адепты культа Дианы и сочувствующие им могут сойти даже и за большинство. Судьи Николя Реми, Анри Боге и Пьер де Ланкр оставили отчеты о положении дел в Лорране, Юре и Стране Басков, соответственно. Так вот, на рубеже семнадцатого века в этих регионах большинство жителей исповедовали старую религию – по крайней мере, до некоторой степени. Верные обетам, они днем поклонялись христианскому Богу, а ночью – дьяволу. В Стране Басков многие священники даже служили два вида месс – черную заодно с белой. Де Ланкр отправил на костер троих таких эксцентричных священников; еще пятеро сбежали из тюрьмы, куда он их заточил; а уж скольких де Ланкр подозревал – и не счесть.)

Главной церемонией Ритуального ведьмовства был так называемый шабаш. Происхождение слова неизвестно, однако к еврейскому омониму оно не имеет никакого отношения. Шабаши устраивались четыре раза в год: 2 февраля (Сретенье), 1 мая (т. к. 3 мая считается датой Обретения Креста Господня), 1 августа (Праздник Великого Хлеба) и 31 октября (Ночь Всех Святых). Ради этих событий люди собирались во множестве, подчас прибывали издалека. Вдобавок между «шабашами» отмечались еженедельные «эсбаты» – уже при меньшем скоплении народа, в пределах одной деревни. На «шабашах» обязательно присутствовал сам дьявол – его изображал человек, унаследовавший или получивший иным способом честь воплощать двуликое божество культа Дианы. Почтение ему выражали весьма оригинально – прикладываясь губами к перевернутому лицу – то есть маске, закрепленной под звериным хвостом. Затем происходило ритуальное спаривание как минимум нескольких женщин с дьяволом – для этой цели он имел искусственный фаллос из рога или металла. После церемонии все собравшиеся угощались, сидя возле костра (ибо «шабаши» проводили всегда на открытом воздухе, в особых местах, где были священные деревья или валуны). За «пикником» следовали танцы, а в финале – сексуальная оргия (вне всяких сомнений, изначально оргиям приписывалась магическая сила – увеличение плодовитости животных, от которых зависела самая жизнь первобытных охотников и скотоводов). Добавим, что на «шабашах» царила атмосфера дружелюбия, беззаботности, резвости. Схваченные инквизицией и преданные суду, участники «шабашей» обычно даже под пытками, даже на костре отказывались отречься от веры, которая приносила им столько счастья.

Для священников и судей участие в дьявольском празднике являлось отягчающим обстоятельством. Ведьма, посещавшая «шабаши», была куда хуже той, которая потихоньку колдовала у себя дома. Отправиться на «шабаш» значило открыто признать, что христианству предпочитаешь культ Дианы. Мало того: сообщества ведьм, эти тайные организации, могли использоваться честолюбивыми политиками для своих целей. Взять Ботвелла: этот почти наверняка посещал шабаши в Шотландии. Еще вернее, что Елизавета и ее Тайный совет не сомневались: католики, как иностранные, так и отечественные, наняли ведьм и колдунов с целью извести Ее величество. Во Франции, по Бодену, колдуны создали нечто вроде мафии; в организации числились представители всех сословий, и она простирала руки весьма широко – в каждом городе, в каждой деревне были «свои люди».

Чтобы преступление Грандье выглядело как можно ужаснее, священника обвиняли не просто в колдовстве, но в посещении шабашей и в принадлежности к дьявольской вере.

Получалось, что воспитанник иезуитов отрекся от крещения, что кюре бежал от алтаря ради поклонения дьяволу, что степенный, солидный ученый муж регулярно отплясывает джигу в компании чародеев и практикует свальный грех с ведьмами, козами и инкубами. Рисуя эту картину, враги Грандье учли все – перепугали набожных, разожгли любопытство досужих и порадовали протестантов.

Глава шестая

Предварительное расследование, проведенное де Серизе, укрепило его во мнении, что никакой одержимости нет; есть недуг, усугубляемый враньем монахинь, жестокостью каноника Миньона, а также предрассудками, фанатизмом и профессиональной заинтересованностью прочих святых отцов, вовлеченных в действо. Стало очевидно: пока продолжается бесогонство, монахиням не исцелиться. Де Серизе попытался прекратить опыты, в результате которых святые сестры теряли рассудок; но Миньон с Барре победоносно помахали перед ним бумагой от епископа, предписывавшей изгонять бесов до дальнейшего распоряжения Его высокопреосвященства. Боясь скандала, де Серизе отступил – только потребовал пускать его на сеансы. Мы имеем отчет об одном из них. Сказано, что в разгар процедуры послышался страшный шум в печной трубе, а в следующую минуту из камина выскочило существо кошачьей породы. За ним погнались; несчастное животное было поймано, окроплено святой водой и осенено крестным знамением. На латыни ему повелели «Изыди!». После чего в исчадии Преисподней был опознан монастырский кот, любимец святых сестер, который прогуливался по крыше и вздумал вернуться домой кратчайшим путем. Реакцией на открытие стал раблезианский хохот.

Назавтра Миньон и Барре имели дерзость захлопнуть дверь монастыря прямо перед носом де