Серизе. Вместе с помощниками де Серизе немало времени проторчал на улице (напомним: был уже ноябрь), покуда бесогоны пользовали святых сестер без свидетелей. Вернувшись в кабинет, взбешенный судья надиктовал послание наглым экзорцистам. Их поступок, говорилось в послании, наводит на «подозрения в самом злостном мошенничестве». Вдобавок, «поскольку мать-настоятельница публично обвинила и ославила Грандье, заявив о его сговоре с бесами, ничто касающееся процесса не должно пребывать в тайне, а напротив, процесс следует вести открыто, пред лицом и в присутствии юристов». Отцы-экзорцисты всполошились, принесли де Серизе извинения и отрапортовали, что монахини теперь ведут себя куда спокойнее, а значит, действия по изгнанию бесов можно приостановить.

Тем временем Грандье успел добраться до Пуатье: он привез прошение епископу. Однако де ла Рош-Позе его не принял, а послал записку с капелланом. Вот что в ней было: «Месье Грандье следует обратиться в королевский суд, а он, епископ, со своей стороны будет весьма доволен, если в сем суде месье Грандье отыщет справедливость».

Сразу по возвращении в Луден наш кюре воззвал к бейлифу: пусть окоротит Миньона со товарищи. Де Серизе живо издал запрет кому бы то ни было, вне зависимости от статуса и сословия, вредить пастору прихода Святого Петра или клеветать на оного. Заодно де Серизе велел Миньону завязывать с бесогонством в обители урсулинок. Каноник парировал: он-де подотчетен только вышестоящему духовенству, а власти бейлифа над собой не признает, ибо дело касается дьявольских козней, следовательно, не входит в сферу влияния светской организации.

Барре на тот момент уже возвратился в Шинон. Публичных сеансов экзорцизма больше не было. Зато каноник Миньон каждый день по нескольку часов сряду читал монахиням труд отца Михаэлиса – тогдашний бестселлер о процессе над Жоффриди; попутно Миньон внушал слушательницам мысль, что Грандье – колдун не менее могущественный, чем его коллега из Прованса, и что все они, святые сестры, находятся под воздействием его чар. К тому времени поведение святых сестер сделалось столь эксцентричным, что родители девочек, обучавшихся в обители, сильно озаботились. Вскоре у монахинь не осталось ни одной пансионерки, а немногие приходящие ученицы, возвращаясь домой, рассказывали о своих наставницах странное. Например, на уроке арифметики сестра Клара от святого Иоанна вдруг начала хихикать, словно ее кто щекотал; затем, в трапезной, сестра Марта подралась с сестрой Луизой от Иисуса. Как они обе вопили! А как сквернословили!

В конце ноября отец Барре был вызван из Шинона; под его влиянием симптомы болезни святых сестер жестоко усугубились. Теперь обитель сделалась сущим сумасшедшим домом. Врач Маннори и аптекарь Адам подняли тревогу, собрали на совет ведущих медиков Лудена. Те явились, и вот какое заключение направили бейлифу: «монахини определенно не в себе, однако мы не можем выяснить, под чьим влиянием они находятся – бесов или святых… Впрочем, одержимость представляется нам скорее иллюзорной, нежели истинной». Отчет убедил всех, за исключением экзорцистов и врагов Урбена Грандье. Сам Грандье вновь воззвал к де Серизе, тот опять попытался положить конец бесогонству в обители урсулинок. Все повторилось. Миньон и Барре проигнорировали распоряжение светских властей, а де Серизе не рискнул применять против них силу, дабы не нарваться на скандал. Вместо решительных действий он написал епископу, умоляя Его преосвященство положить конец «делу, которое является наиприскорбнейшим в истории случаем мошенничества». Грандье, продолжал де Серизе, никогда не имел с урсулинками никаких сношений и даже не видел ни одной из святых сестер, «а будь в его распоряжении бесы, он бы давно уже использовал их, чтобы отомстить своим обидчикам за клевету и оскорбления».

На это письмо де ла Рош-Позе ответить не соизволил. Грандье нанес ему великую обиду, дерзнув оспорить его решение. Следовательно, все, что бы ни делалось против Грандье, априори было правильно и законно.

Де Серизе отправил другое послание в вышестоящую инстанцию. Во всех деталях (гораздо подробнее, чем для де ла Рош-Позе) он описал луденский чудовищный фарс. «Миньон доходит до того, что величает отца Барре святым; оба они взаимно канонизируют друг друга, не дожидаясь мнения на сей счет тех, кому должны подчиняться». Барре поправляет самого дьявола, когда тому случается заплутать в лабиринтах грамматики, и вдобавок побуждает неверующих зрителей «следовать своему примеру, то есть совать пальцы в рот одержимым. Отец Руссо (из францисканцев-кордельеров) так и поступил. Челюсти сомкнулись на его пальце, да так крепко, что он вынужден был схватить одержимую за нос, дабы она его отпустила. Отец Руссо при этом выкрикнул „Черт! Черт!” куда громче, нежели кухарки вопят „Держи вора!“, когда кошка стащит что-нибудь со стола. После сего случая возникла дискуссия, почему Враг кусался, ведь палец святого отца был умащен миром. И знает ли Ваше преосвященство, к какому выводу пришли спорившие? Они решили, что епископ скупится на благовонные масла, коих достало лишь на то, чтобы смазать палец до определенных пределов». Затем еще несколько малоопытных священников в прямом смысле попытались понять, по руке ли им бесогонство; среди оных был брат Филиппы Тренкан. Но сей молодой человек так коверкал латынь, по созвучию слов называя Врага – гостем, и перевирая гимн «Слава в вышних Богу» – что образованные свидетели не стерпели и удалили отца Тренкана из залы. Более того, добавляет де Серизе, «даже когда конвульсии одной из сестер достигли пика, одержимая не давала отцу Тренкану сунуть ей палец в рот (ибо отец Тренкан весьма неряшлив) и просила, чтобы ей предоставили другого экзорциста». Несмотря на эти факты, «добрый отец капеллан из капуцинов потрясен жестокосердием жителей Лудена и их неверием. У себя в Туре, заверяет сей святой отец, он бы живо убедил паству, что при ней совершается чудо. Он и некоторые другие объявили неверующих в одержимость урсулинок безбожниками, коим уготовано вечное проклятие».

Это письмо также осталось без ответа, а вопиющий фарс продолжался день за днем до середины декабря, когда совершенно случайно в свое аббатство Сен-Жуэн-де-Марн прибыл де Сюрди. Архиепископа проинформировали о происходящем и попросили вмешаться (Грандье информировал в частном порядке, де Серизе – официально). Де Сюрди немедленно отрядил к урсулинкам своего личного врача. Зная, что врач этот – человек ученый и опытный, и на мякине его не проведешь, зная, что сам де Сюрди весьма недоверчив, урсулинки, объятые страхом, во время обследования были что твои овечки. Никаких признаков одержимости врач не обнаружил, о чем написал отчет, а де Сюрди в последних числах декабря 1632 года издал указ. Миньону отныне вообще запрещалось заниматься экзорцизмом, а Барре мог его практиковать лишь при участии двоих экзорцистов – представителей архиепископа (одним из