он блефовал. Ему удалось установить только часть правды: о том, что она прожила эти два года в Чили, а еще тот факт, что ее отец теперь был не столь уж и богат. Все остальное он сложил, как простейший пазл и, похоже, попал прямиком в яблочко.

– Убирайся, – выдохнул устало, понимая, что ей нечего возразить. Ненавидя ее за то, что оказался прав. Ненавидя себя самого за то, что из-за нее потерял единственную женщину, которая любила его по-настоящему.

– Ты можешь выгнать меня, – наконец нарушила молчание Юля и в ее по-прежнему дрожащем голосе теперь слышалась поразительная решимость, – но ведь у нас сын… не поступай с ним так…

Он презрительно скривил губы. Она все еще думала, что он такой наивный дурак?

– Об этом ребенке я буду говорить с тобой не раньше, чем проведу тест на днк.

Она мигом прижала к себе сына, словно желая его защитить, укрыть собой…

– Я не позволю так поступать с ним! Не допущу, чтобы он проходил через унизительные тесты!

– Тогда попытай счастья где-нибудь в другом месте, Юлечка. Может, кто-то и поверит тебе на слово… например, Лев?

Ее затрясло. С запоздалой гордостью она подхватила на руки ребенка и пошла прочь…

– Не забудь оставить ключи на столике в прихожей, – бросил он ей вслед. – У тебя больше нет права заявляться сюда без приглашения.

Что-то громко звякнуло в ответ, ударившись о пол, резко хлопнула дверь…

Он улыбнулся.

Глава 38

Самое сложное в любом деле – это просто начать.

Сейчас, когда я наконец узнала правду, пора было заняться всем тем, что планировала и чего хотела. Отбросить в сторону очередное разочарование, не думать о том, что тянуло на дно, встать с колен и просто начать действовать.

Я больше не могла и не хотела на кого-то надеяться. Я больше не собиралась строить свою жизнь вокруг другого человека, ведь ясно увидела, сколь низко это ценится, сколь сильно уничтожает меня саму, как самостоятельную единицу.

Но и сказать было куда проще, чем осуществить. Не имея никакого опыта, а умея только работать руками, я еще не совсем понимала, что делать и с чего вообще начать…

В верном направлении меня подтолкнуло воспоминание о Стамбуле и о том, как запах выпечки привел к моему дому внука доктора Чилика. В конце концов, все ведь достаточно просто: чтобы начать продавать, нужно сделать так, чтобы о тебе узнали.

Я начала с малого. Попросила маму рассказать обо мне на работе. Пообещала цены ниже магазинных и скидки – на большие заказы. Пообщалась с соседями, с которыми сталкивалась во дворе во время прогулок с дочерью, вскользь рассказывала о том, что пеку и часто угощала местную детвору. И, в конце концов, завела страницы во всех возможных соцсетях, там же подключив к делу рекламу – и все это стало приносить свои первые плоды.

Я как раз работала над большим заказом на день рождения соседского ребенка, когда в дверь неожиданно позвонили. Кондитерский шприц дрогнул в моих руках, смазав рисунок, который я кропотливо наносила на торт.

– Черт, – выругалась с досадой, глядя на испорченный штрих.

– Чет! – радостно повторила за мной Лилиана в меру своих ораторских способностей.

Я покачала головой:

– Забудь это слово.

Но дочь только радостно захлопала в ладоши, повторяя:

– Чет, чет, чет!

Прекрасно. Хорошо еще, что букву «р» она не выговаривала, а то призвала бы на нашу голову эту самую нечисть, чего доброго.

Впрочем, подойдя к двери и отворив ее, я поняла, что мы с Лили были не так уж и далеки от истины.

– Действительно черт, – коротко прокомментировала я, обнаружив на пороге Кирилла.

– Чет, чет! – донеслось вдохновенно с кухни.

Кирилл приподнял брови.

– Это что? Лили ругается?

– Она познала истинную суть своего отца, – парировала я, сложив на груди руки. – Что тебе нужно, Кирилл?

– Могу я войти?

– Нет. Я занята.

– Тем, что учишь нашу дочь ругательствам?

Я выразительно закатила глаза, давая понять, что у меня нет времени на эти пустые разговоры, но не удержалась от ответной шпильки:

– И что? Будешь снова угрожать отобрать у меня ее, потому что я плохая мать и учу дочь дурному?

– Ты – самая лучшая на свете мать.

Эти слова обезоружили в один миг. Боевой запал стих, осталась лишь тупая боль где-то там, слева. От того, что он был настолько рядом – только протяни руку. От того, что мы стояли друг напротив друга, но были при этом дальше, чем если бы находились в разных городах, а то и странах.

– Ты пришел, чтобы мне это сообщить? – наконец выдавила из себя, не в силах терпеть это напряжение, это молчание.

– Я пришел, потому что соскучился. И еще по миллиону иных причин.

– Боюсь, у меня нет времени слушать их все.

– Софи…

Вопреки обозначенным мной границам, он раскрыл дверь шире, шагнул внутрь, заставляя меня автоматически попятиться, отступить вглубь квартиры.

– Мы так и не поговорили толком.

– А тебе есть, что нового мне сообщить?

Он поморщился, выдавая владевшую им досаду. Я помнила это выражение его лица: точно таким же оно было, когда в бизнесе что-то шло не так, как он запланировал. И в этот момент мне все стало ясно – проблему с Юлей решить он так и не сумел.

– Она наотрез отказывается делать тест на днк. Но я уверен, что этот ребенок – не от меня.

Мне не хотелось все это слушать. Не хотелось даже упоминания об этой женщине, ради которой меня растоптали, как грязь. Я почти зажила нормальной жизнью и совсем не хотела впускать в нее прежние проблемы, снова погружаться в переживания, отнявшие столько сил и нервов…

– А разве ты не должен быть в восторге? – процедила с горечью, устало прикрыв глаза, потому что была не в силах смотреть на того, кто все еще заставлял сердце биться сильнее и громче. – Любовь всей твоей жизни родила тебе ребенка – что может быть лучше?

Я услышала, как он издал негромкий смешок и от этого горлового, чувственного звука кожу мигом атаковали мурашки.

– Похоже, она мыслила точно так же. Вот только не учла, что я изменился. И твердо осознал, кто настоящая любовь всей моей жизни.

Он не касался меня, даже не пытался приблизиться, но его слова проникали и отравляли так глубоко, как не смогло бы и физическое воздействие. Потому что он дотрагивался сейчас не до тела – до души.

– Это не отменяет того факта, что ее ребенок может