Добрыня рассматривал ее во все глаза, смутно услышал, как заспиной дважды сухо щелкнуло. Развернулся, как зверь, передние двое всадниковраскачивались в седлах. Один свалился с торчащей в горле стрелой, другой пониклицом на конскую гриву, конь испуганно понес его в сторону. Еще двое бросилисьловить коня раненого или убитого друга.

Вожак с ненавистью смотрел на Лесю, но смолчал, только кадыкнервно ходил по горлу. Она уже держала третью стрелу наготове, вопросительнопосматривала то на Добрыню, то на всадника.

— Это было не обязательно, — сказалДобрыня. — У меня с этой стороны щит. Но все равно — спасибо.

Девушка сверху прокричала торопливо:

— Спаси нас, чужеземец! Он хочет взять меня силой.Потому и осадил мой город, людей побил, дома пожег…

Добрыня помнил по рассказам деда, что женщин у древлянвсегда умыкали и брали силой. Но вырос среди полян, где женились только посговору меж родителями, к тому же наслушался воинственных русов с их культомотвоеванной женщины, так что рука с мечом сама поднялась в жесте угрозы. Онуслышал свой грозный рык:

— Нет гаже, чем обижать женщину! Это преступление передвсеми людьми. А красивую — так и перед богами, ибо красота — дарбогов. Защищайся, презренная тварь!

Всадник вспыхнул, двинулся на чужака, пожирая злыми глазами.Его люди ухватили за поводья, удерживали, что-то говорили, торопливо указываяна Добрыню. Сразу двое повисли на руке с мечом, но, когда вожак небрежно вытерпотное лицо этой рукой, двое вылетели из седел, ибо вовремя не отпустили рукупредводителя.

— Хочешь умереть? — спросил он зловеще.

— Хочу, — ответил Добрыня.

Всадник оскалил зубы. Рот его был широкий, а зубы мелкие ижелтые. Глаза превратились в щелочки, он завизжал и пустил коня лихим наметом.Добрыня вздрогнул от гадостного визга, едва не пропустил удар: конь всадникаоказался невероятно быстр, а сам жених тут же перегнулся вперед и ударил,стараясь достать концом страшной сабли.

Добрыня едва успел дернуть кверху щит. Руку тряхнуло, тут железвие пошло наискось, он ощутил толчок в грудь, еще один удар сорвал пластинус плеча. Если бы противником оказался степняк в тряпочном халате, даже вкожаном доспехе, острая сабля разрубила бы до костей.

Свирепея от своей неуклюжести, Добрыня привстал настременах, задержал дыхание и обрушил меч сверху. Степняк в это время ещетрижды нанес удары в корпус, уже понял, что с закованным в булатные доспехигероем надо иначе… в запоздалый миг прозрения страшная полоса булата обрушиласьна голову, рассекла череп, гортань, грудную клетку, живот и уперлась в седло.

Кровь брызнула бурными струями во все стороны, словно рассекбурдюк с кровью. Две половинки грузного тела, уже не человечьи, а словно быпривезенные на базар посеченные воловьи туши, рухнули с седла. Конь, захрапев,попятился, с попоны текли по бокам алые струйки.

Степняки подались в стороны, словно от Добрыни внезапноповеяло нестерпимым жаром. Он сидел на гордом коне в середке ширящегося круга,под ногами свирепо рассеченное тело, сильные пальцы, выронив саблю, скребутземлю. В откинутой наотмашь руке чужого героя длинный меч со стекающей полезвию кровью. Вид у героя настолько лютый, что смотреть страшно. А с ихбогатырем управился так просто, что никто и глазом не успел моргнуть…

Из терема выскакивали люди с оружием:

— Держи их! Имай!

Степняки, топча друг друга, повернули коней и бросились потесным улочкам к воротам. Там послышались крики, лязг железа, стоны, брань,конское ржание.

Часть народа понеслась за степняками, прыгали через заборы,стремясь поспеть к воротам раньше, но самые степенные с ликующими воплямиподбежали к Добрыне. Леся видела, как со всех сторон потянулись жадные руки,его хватали за ноги, тащили, наконец он рухнул в их руки. Закряхтели, ноудержали, не дав грохнуться о землю, вскинули на плечи и понесли. Сбоку бежалимальчишки и подростки, верещали счастливо. Степенные и дебелые мужики, явнобояре, несли чужеземного богатыря гордо, счастливо.

Добрыня сперва встревожился, не уронили бы в грязь, с его-товесом, но мужики хоть и стонали, но перли упорно, он чувствовал десятки рук,твердые плечи. Над ним проплывало облачное небо, затем мелькнул высокий навес.

Напрягся, но поставили как столб на помосте посрединебольшой площади. Дальше терем, ворота раскрыты, оттуда опасливо выходятбояре, некоторые еще с мечами и топорами в руках. Рожи красные, не остыли,глаза зыркают по сторонам: не осталось ли обидчиков. А впереди, ведомая подруку, двигается молодая девушка.

Добрыня сглотнул слюну, поперхнулся и снова сглотнул.Роскошные золотые волосы, от них свет, этой золотой косой она могла осветитьвесь город. Голову украшала маленькая корона принцессы, но он засмотрелся набледное решительное лицо. Увидел серьезные глаза, и по телу пробежаланепонятная дрожь. Он не встречал женщины более достойной быть королевой! В ееосанке чувствовалась врожденная привычка повелевать, а по тому, как окинула егобыстрым взглядом, понял, что разом увидела весь его путь, поняла его целиком.

— Приветствую тебя, — сказал он, взгляд зацепилсяза корону, быстро пересчитав зубчики, — принцесса… Рад, что я поспелвовремя.

Она молча смотрела ему в глаза, их взгляды скрестились, такнекоторое время смотрели не размыкая взоров.

За спиной крякнул старый боярин:

— Эхма, эт ты верно рек!.. Как нельзя вовремя. Неприскачи как буря, быть бы нашей Светлозорьке за этим… тьфу!.. за погонщикомскота.

Добрыня удивился:

— Мне показалось, что он не меньше чем хан.

— Он и есть хан, — отмахнулся боярин. — Дажевеликий хан. Под ним еще двадцать ханов! Конечно, если бы он знал, что встретиттебя, то привел бы народу побольше. Но пришел ты, теперь Светлозорька —твоя.

Добрыня скупо усмехнулся, сердце сжала горечь.

— Спасибо. Ты забыл спросить Светлозорьку.

Он был уверен, что принцесса лишь гневно поведет бровью, ноона, как ему показалось, слегка наклонила голову. Солнце преломилось вбриллиантах короны, он зажмурился. Боярин сказал довольно:

— Да, ты вовремя. Эй, волхв!

Из терема под руки вывели дряхлого старца. Голова тряслась,в лысине отражалось солнце, белая борода опускалась до колен. Он делал шаг,останавливался передохнуть, делал второй шаг. За ним молодые волхвы неслисвященные чаши, обереги, ритуальные ножи.

Чувствуя недоброе, Добрыня поинтересовался:

— Это по случаю избавления?

— Да, — сообщил боярин. — Заодно и свадьбы.Понимаешь, он так стар, что ему тяжко и ложку ко рту донести. Пусть уж сразу,хотя вроде бы недостойно такой знатной принцессы, как наша, что ведет свой родот самого первого человека…