Троянду словно кипятком ошпарило. Неужто это Пьетро,сладкоречивый, любезный Пьетро ругается так грязно, словно последнее отребье?!Безумная Джилья! Зачем она так разозлила человека, которому обязана всем насвете? Да Аретино сейчас убьет ее – и будет прав, потому что такая чернаянеблагодарность…

– Нет деликатности? – перебил ее мысли рык Аретино. – А еслибез нее? А если вот так? Ну, как? Это тебе как?!

Джилья пронзительно взвыла. В ее голосе слышалась боль!

Все, поняла Троянда: разъяренный Пьетро начал ее избивать.Надо немедленно остановить это. Джилья – единственный человек, который способенпомочь Троянде, и хотя она самая неблагодарная из всех…

Ох, как она кричит! Да он убьет ее до смерти!

Троянда рванула портьеру в сторону – и замерла на пороге.

Аретино не избивал Джилью, хотя, взглянув на ее одежду,изорванную в клочки и валяющуюся на полу, можно было подумать, что этабезвинная парча стала жертвой лютой злобы.

Вовсе голая, Джилья валялась поперек длинного стола, у краякоторого стоял одетый столь же скудно Аретино и, поддерживая Джилью под колени,с силой вонзался в ее тело своим могучим естеством, выкрикивая:

– Да, я вымогаю, клянчу, курю фимиам сильным мира сего – нои злословлю. Ну и что? Tебе не нравится? А если так? – Он ударился в телоДжильи, и та выгнулась другой. – Это верно, но все это ходячая монета в нашевремя, которая приносит еще множество монет. На них можно купить все: жизнь,смерть, свободу, красоту… любую женщину, от невинной монахини до… до такойраспутницы, как ты, моя Джилья!

Он схватил Джилью за маленькие острые грудки и потянул ксебе с такой грубостью, что она вновь закричала, но принуждена была подняться.Чтобы снова не упасть, она обхватила Аретино за шею, и Троянда увидела ее лицо.

Джилья смеялась! Ей не было больно!

И Троянду осенило: это совсем не насилие. Аретино набросилсяна Джилью не по злобе. Они оба охвачены страстью, свирепой, грубой, зверинойпохотью, когда наслаждение тем острее, чем сильнее боль.

Да, правда! Аретино с размаху влепил Джилье пощечину, а та вотместку оставила десять кровавых полос на его смуглой, волосатой спине.

Tеперь взвыл от боли Аретино, а Джилья злорадно захохотала,с силой стискивая его чресла ногами и закинув голову. И тут она заметилаТроянду.

Мгновение они смотрели в глаза друг другу, и все этобесконечное мгновение Троянда ждала, что Джилья с криком отпрянет от Пьетро, состыдом прикроется.

Hичуть не бывало! Алые, вспухшие от поцелуев губыраздвинулись в улыбке, а тело ее задвигалось так быстро, что Аретино тяжело,учащенно задышал, ускорив в ответ свои мощные толчки.

– Эй… смотри, кто здесь! – шепнула Джилья, не сводя глаз сТроянды, но Пьетро ее уже не слышал: разверзнись пред ним бездны преисподние,он не заметил бы и их, самозабвенно извергаясь в распяленное тело любовницы ивсе крепче наваливаясь на нее всей своей тяжестью.

Тут и Джилья закатила глаза, забила кулачками по столу.Наслаждение настигло и ее… но дальше Троянда смотреть уже не стала.

* * *

Она не помнила, как вернулась к себе и что было потом.Какая-то тьма – без мыслей, без чувств и даже без боли – поглотила ее, иТроянда испуганно прикрыла глаза ладонью, когда вдруг три ярких,болезненно-ярких язычка пламени прорезали эту тьму и отогнали ее в углыкомнаты.

Аретино поднес подсвечник к самому лицу Троянды, и та повышеподтянула колени, даже сейчас не забывая о том, что ей нужно скрывать.

Пьетро смотрел ей в глаза не без тревоги, но прямо иоткрыто.

– Говорил же я тебе, что эту шлюху нужно было сбросить вканал! – попытался он рассмеяться, но смеха не получилось. – А тебе неследовало идти, когда не зовут. Меньше знаешь – лучше спишь, как говорится. Яведь не вчера родился. Я жизнь прожил до встречи с тобой! И Джилья была немалойчастью этой жизни. Ох, немалой! Я когда-то нашел ее на улице: она спала наступеньках канала. Меня заинтересовало: кучка грязного тряпья плачет во сне!Привел ее к себе, отмыл, приодел… Тогда-то ее и назвали Джильей. Ты видела,какими способностями к чудесным превращениям она обладает. К тому же она горелатаким желанием выразить свою благодарность, что в знак этого едва ли неизнасиловала меня. Ну что ж, она меня крепко зацепила! И запросто очаровалавсех моих друзей, потому что все они убеждены: женщину следует любить не толькоза фарфоровую красоту, но и за огонь, который бьется и играет в этом сосуде. Аогня, ума, чувств у Джильи предостаточно! Только, бывает, этот огонь оченьбольно жжется… Спустя неделю девчонка исчезла, прихватив кошель с хорошейсуммой. Я поверить не мог в такую черную неблагодарность! Очень страдал, ноплюнул и забыл. И что, ты думаешь, было потом? Однажды Лазарио обнаружил наступенях моего палаццо знакомую кучку лохмотьев. Оказывается, это была Джилья,которая, спустив все деньги и подцепив где-то чахотку, жестоко раскаялась иприползла ко мне умирать.

Губы Троянды чуть дрогнули, и Аретино в ответ горькоусмехнулся:

– Да-да, ты сама видишь: ее уловки не больно-торазнообразны. Но хоть я тогда еще ничего о ней не знал, а все же не хотел братьее обратно. Меня поддерживал Луиджи, но Лазарио просто из кожи вон лез,заступаясь за Джилью. Они тогда жили вместе, эти двое моих содомитов, и,казалось, никто им больше не нужен.

Я ничего не имел против. Что с того, что кому-то не нравитсялюбовь двух мужчин? Я с недоверием смотрю на тех молодых людей, которые послечетырнадцати лет все еще остаются девственниками, а с кем они занимаютсялюбовью – с мужчиной или женщиной, – они выбирают сами. Я и заподозрить не мог,что… Ну ладно. Лазарио меня уговорил, Вероника Гамбарра тоже руку приложила:эта святая женщина почему-то любила нашу потаскушку, будто младшую сестру. Вконце концов Джилья водворилась здесь – умирать, разумеется! – и я былнастолько глуп, что поверил ей. Тем более что доктор подтвердил: у нее и впрямьчахотка. Знаю, ты считаешь меня вульгарным развратником, но я тринадцатьмесяцев изображал из себя самую заботливую сиделку! К тому времени, как Джильявыздоровела, она настолько забрала в свои руки и меня, и всех домашних, иЛазарио, и даже с Луиджи помирилась, что мы все вместе благодарили бога за ееспасение.