– Не надо. Я должен немедленно ехать вредакцию и писать про эту женщину. Вы делайте то же, что и всегда, а вот янашел потрясающий сюжет.

Если Афину и занимало, чем кончится этот спор,то виду она не показала. Спустилась со сцены, подошла к Хирону. Когда онипокинули зал, мы все обступили режиссера, спрашивая, зачем же он так вел себя?

– При всем моем уважении к Афине, долженсказать, что наш разговор о сексе – помните, тогда, в ресторане? – был кудаинтересней, чем все эти глупости, которыми мы тут занимались. Помните, онавдруг надолго замолчала? Она просто не знала, как продолжить!

– А у меня были очень странные ощущения, –сказал один из актеров постарше. – Когда она произнесла слово «центр», мнепоказалось, будто вся моя жизненная сила сосредоточилась в пупке. Никогдараньше подобного не испытывал.

– Ты… уверен? – спросила актриса, и по тому,как она это спросила, было ясно: те же ощущения посетили и ее.

– Эта женщина похожа на ведьму, – сказалрежиссер, обрывая разговор. – Ну, давайте работать.

Мы начали с растяжек, разогрева, медитации –все, как предписывает учебник. Затем пошли этюды, а затем приступили к читкеновой пьесы. Постепенно присутствие Афины стало тускнеть и блекнуть, и всестало таким, как всегда, – театром, ритуалом, созданным тысячелетия назад, гдемы привычно притворялись другими.

Но это было всего лишь представлением. Другойбыла Афина, и я твердо решила, что непременно увижусь с нею снова. Не последнююроль в этом сыграли слова режиссера.

Сам того не замечая, я совершал те же самыедействия, которые Афина предлагала актерам, то есть выполнял все ее требования– с той лишь разницей, что глаза не закрывал и следил за происходящим на сцене.В тот миг, когда она произнесла: «Обозначьте движение!», я положил руки наживот и, к своему несказанному удивлению, увидел, что все, включая режиссера,сделали то же самое. Что бы это могло значить?

В тот день мне надлежало сочинить скучнейшуюстатью – настоящее упражнение на усидчивость! – о пребывании лидера однойстраны в Великобритании. В паузах для развлечения стал спрашивать коллег, какоедвижение они сделают, если я попрошу обозначить «центр»? Большая частьотшучивалась, говоря что-нибудь о политических партиях. Один приложил ладонь ксердцу. Другой ткнул пальцем вниз, к центру земли. И никто – решительно никто!– не воспринял пупок как центр чего-либо.

В конце концов один из тех, с кем мне удалосьпоговорить с тот день, объяснил мне кое-что.

Вернувшись домой, Андреа приняла душ, накрылана стол и поджидала меня к ужину. Откупорила бутылку очень дорогого вина,разлила его по бокалам, протянула мне один:

– Ну и как прошел вчерашний ужин?

Как долго способен человек уживаться с ложью?Мне не хотелось терять женщину, сидевшую передо мной, – в трудные минуты, когдая чувствовал, что совершенно неспособен найти хоть какой-то смысл в своейжизни, она неизменно оказывалась рядом. Я любил ее, но в том безумном мире, впучину которого я, сам того не зная, погружался, сердце мое отдалялось от нее,ибо я пытался примениться к тому, что, быть может, знал, но принять не мог:славы одного из партнеров хватит и на второго.

И поскольку всегда предпочитал синицу в руке,то постарался представить случай в ресторане как нечто совершеннонезначительное. Тем более что там и вправду совершенно ничего не было, если несчитать, что мы прочли друг другу строки арабского поэта, сильнонастрадавшегося из-за любви.

– Афина – человек трудный и неуживчивый.Андреа рассмеялась:

– Именно поэтому она должна быть безумнопритягательна для мужчин: она пробуждает инстинкт защитника, живущий в каждомиз вас, но остающийся невостребованным.

Лучше бы, конечно, сменить тему. Я всегда былубежден, что женщины обладают сверхъестественной способностью знать, чтопроисходит в душе мужчины. Все они – ведьмы.

– Я собираю материал по поводу того, что быловчера в театре. Ты, может быть, не знаешь, но я сидел с открытыми глазами.

– При твоей профессии иначе нельзя. Ты будешьговорить о моментах, в которые ведут себя схожим образом. Мы много обсуждалиэто вчера в баре, после репетиции.

– Знакомый историк рассказал мне, что в одномдревнегреческом храме, где предсказывали будущее (храм Аполлона в Дельфах. –Прим. ред.), стоял кусок мрамора, называвшийся «пуп». По тогдашнимпредставлениям, именно там находился центр планеты. Я порылся в газетныхподшивках и обнаружил вот что: в иорданском городе Петра есть еще один«конический пуп», символизирующий уже центр всего Мироздания. И первый – вДельфах, – и второй пытаются обозначить ось, через которую проходит энергиямира, – иными словами, сделать зримым то, что принято считать невидимым.Иерусалим тоже называют «пуп земли», так же, как некий остров в Тихом океане, иеще какое-то место – я забыл где, потому что никогда не соотносил одно сдругим.

– Танец!

– Что?

– Нет, ничего.

– Я понял, о чем ты говоришь: о восточныхтанцах живота, самых древних из всех, о которых есть упоминания. Ты не хотелаговорить, потому что я рассказывал тебе, как в Трансильвании видел танец Афины.Она была одета, но…

– …но движение начиналось с пупка, а потом распространялосьпо всему телу.

Андреа была права.

В самом деле, лучше сменить тему, поговорить отеатре, о том, как тошнит иногда от журналистики, потом немного выпить и, когдаза окном польет дождь, завершить вечер в постели. …Я заметил, что в миг оргазматело Андреа вращается, будто на невидимой оси, проходящей через пупок. Я виделэто сотни раз, но раньше никогда не обращал на это внимания.

Надо полагать, Хирон сильно потратился назвонки во Францию, прося достать все материалы до конца недели и особеннонапирая на эту историю с пупком – мне лично она казалась весьма неромантическойи совершенно неинтересной. Однако англичане видят мир иначе, нежели мы,французы, а потому я счел за благо вопросов не задавать и собрать все, чтоговорит по этому поводу наука.