— Да не твое дело! На работе ночевал! И отстань от меня!!

— Ты не ночевал на работе.

— Откуда ты знаешь?! Откуда ты, черт побери, все на светезнаешь?! Да что тебе за дело?! Или я перед тобой отчитываться должен?! Ты что,считаешь, что меня купил за свои поганые деньги?! Теперь тебе все можно, да?!Допрашивать меня, следить за мной, контролировать меня, да?!!

За стеклянной перегородкой возникла и пропала длинноногаяТаня. Вид у нее был встревоженный. Очевидно, им все было слышно — особеннокогда Веник рассвирепел. Данилов терпеть не мог театрализованных представлений.

— Ты, твою мать, что о себе возомнил?! Ты решил, что меняоблагодетельствовал, что ли?! Ты чего, забыл, что было пять лет назад?!Молчишь?! А вот я сейчас выйду в коридор и расскажу всем, что тогда было, — какты после этого станешь свои деньги грести?! Кому ты станешь нужен?! Чего тебенадо, твою мать?!. Сидел бы, помалкивал, по праздникам грехи замаливал, а ты!..

Веник брызгал слюной — так гневался. И глаза налились, исизая петушиная шейка в вороте рубахи сильно покраснела.

Данилов посмотрел — и отвернулся.

За окном опять шел снег.

Ничего он теперь не добьется. Если станет настаивать, Веникпокраснеет еще больше, закричит еще громче, стучать по столу начнет. Его сестратоже обожала всякие такие представления. Очень ей нравилось чувствовать себяневинно оскорбленной, облыжно обвиненной и глубоко несчастной. Даниловспрашивал ее, почему она пришла в половине первого, а она в ответ плакала икричала, что он подлец. Подлец и негодяй.

— Уходи, — сказал Данилов Венику, — уходи, пожалуйста. Уменя очень много дел.

Веник угомонился моментально. Данилов думал, что он для видуеще повозмущается немного, но он не стал. Подхватил свой портфельчик, накинулпальто, правда, дверью все же хлопнул — очевидно, чтобы Данилов нерасслаблялся.

В ежедневнике, на чистой и хрусткой странице, Данилов записал:«Узнать, где на самом деле был Веник в субботу утром. Узнать, есть ли у него вдоме голубая краска. Узнать, был ли у охранника янтарный брелок или ещечто-нибудь янтарное: Узнать, где были С., Т., И. Позвонить Знаменской и Лиде(на всякий случай)».

С., Т., И. были соответственно Саша Корчагин, Таня Катко исекретарша Ира. Данилов обозначил их одними инициалами — из конспирации. Онконспиратор.

Вместо эскиза на экране опять изнемогали разноцветныекольца. Данилов посмотрел на них с отвращением. Ему нужно работать. Кромеквартиры академика Знаменской и разгромленной дачи олигарха Кольцова, у негобыло еще три проекта в разной степени готовности. Один, например, в виде эскизаболтался в компьютере.

Когда теперь он сможет нормально работать?!

Дней, данных ему Тимофеем Кольцовым, остается все меньше, аон тратит их совершенно бездарно, на бесполезные размышления и копание в себе.Он так и не смог выяснить у Веника, где тот был в субботу утром и зачем он емуврал.

Завтра или послезавтра вернется Петрысик, отец ребенка илюбовник Марты. Бойфренд, как это нынче именуется.

Ну и ладно.

— Таня, — сказал Данилов в селектор и увидел, как онавыглянула из-за своего компьютера, — зайдите ко мне на секунду.

Она возникла на пороге моментально.

— Что-нибудь захватить, Андрей Михайлович?

— Ничего не нужно, спасибо. Платежку принесли изПромышленного банка?

Промышленный банк принадлежал Тимофею Кольцову, и вседенежные расчеты шли именно через этот банк.

Таня растерялась. Сколько раз она говорила шефу, что она небухгалтер и не секретарша, а шеф как будто нарочно продолжал указывать ей ееместо. Зануда.

— Я точно не знаю, — ответила она оскорбленным тоном ислегка повела плечом, — надо у Иры спросить.

И сделала движение, как будто собиралась закрыть за собойдверь.

— У Иры я спрошу сам, — сказал Данилов довольно холодно.

Ритуальные танцы сотрудников, для которых были бесконечноважны собственный статус и твердое разделение труда, иногда его раздражали.Какое может быть разделение труда, когда в конторе четыре работника иприходящий бухгалтер?!

— Вы посчитали, что там получается с лестницами и сводчатымфронтоном?

— Нет еще, — запнувшись, ответила Таня. Она стояла, а шефпочему-то не предложил ей сесть, чего с ним раньше никогда не бывало. Оначувствовала себя неловко, потому что его очки находились как раз на уровне тогоместа, где кончались ноги и начиналась… юбка.

Шеф поднял голову. Сверкнули очки — очень модные, две дужкии стекла, больше никакой оправы. Таня тихонько вздохнула.

— Садитесь, пожалуйста, — спохватился шеф. — Я не понял,почему не готовы расчеты. Мы должны сдать проект до Нового года. По-моему, ядавно об этом сказал. Или не сказал?

— Сказали, Андрей Михайлович. Я не успеваю. У меня оченьмного работы, и еще звонки, и вчера с утра я в налоговую ходила…

— Вчера было воскресенье, — заметил Данилов, — никуда вывчера ходить не могли.

— То есть в пятницу!.. Конечно, в пятницу!

— А что вы делаете по субботам?

Это был такой неожиданный вопрос, что Таня даже не сразусообразила, какого ответа ждет от нее начальник.

На свидание, что ли, собрался пригласить? Как же, дождешьсяот него!

Сухарь, каких мало, ледышка, леденец на палочке! Кроме того,есть же красавица Лидия Сергеевна, которая несколько раз заезжала за ним вофис, и еще какая-то полоумная звонит каждый день. Хотя он симпатичный идовольно богатый, и…

Все это молнией пронеслось в Таниной голове, закрутилосьразноцветным вихрем, ударило в щеки, которые сразу предательски загорелись.

— В эту субботу я на лыжах каталась, — неуверенно сказалаона, — с горы.

— А где? — спросил шеф. — В «Волене»?

— На Егорьевском шоссе. Мы всегда там катаемся. Там не такшикарно, как в «Волене», зато дешевле и подъемник есть… — пробормотала она. —Мы всегда там катаемся.

— С утра?

— Что?

— С утра катаетесь?

— По-разному, — ответила бедная Таня, — в субботу катались сутра. Снег шел, и мы решили, что к обеду весь склон засыплет. И поехали рано,часов в девять, наверное.