Она не может тебе нравиться! Что ты хочешьпродемонстрировать нам с отцом, Андрей? Ты не можешь писать, не хочешьзаниматься музыкой, тогда что же?

Нелепые чертежи, подсчеты? Сколько нужно цемента и сколькооконных рам? Это твоя профессия? Ты всерьез хочешь нас убедить в этом?!

К тридцати годам он перестал кого бы то ни было в чем бы тони было убеждать. Он работал, искал заказы, зарабатывал мало и нерегулярно.Когда однажды мать в порыве родительских чувств пригласила его на очередноепубличное мероприятие в честь отца, выяснилось, что у Данилова нет смокинга.Идти в костюме было нельзя — в приглашении было ясно написано, что форма одежды«вечерняя», — и Данилов не пошел вовсе.

«До чего ты дошел, Андрей», — с усталым презрением сказаламать, позвонив ему на следующее утро, в восемь часов.

Заказ от Тимофея Кольцова был словно его признанием,подтверждая, что он на самом деле что-то собой представляет, что его профессия— тоже профессия, пусть и связанная, с цементом, батареями и немецкой краской«Садолин».

— Слушай, Данилов, — неожиданно сказал Грозовский, уже почтивыдвинувшийся за дверь, — говорят, что дом одного уважаемого человекаразгромили, а дом этот ты проектировал. Правда это?

Данилов не ожидал ничего подобного.

Марк Грозовский ничего не мог знать про дом ТимофеяКольцова. Сам Данилов никому ничего не говорил. Сотрудники были предупреждены,да Марк и не знал никого из его сотрудников!

Дом разгромили в субботу. Сегодня понедельник. Откуда Маркмог узнать?!

— Я не знаю, о чем ты говоришь, — ответил Данилов ровнымтоном, который так хорошо ему удавался. — Какой уважаемый человек?

— Да говорят, что очень уважаемый, чуть ли не Кольцов, —пристально глядя ему в лицо, пояснил Марк. — Ты что? Спроектировал дом дляКольцова?

— Кто говорит?

— Люди говорят.

— Какие люди?

— Всякие. А что? Это не правда? Врут?

Данилов пожал плечами — он любил этот жест, который могозначать все, что угодно. Мать отучала его годами — не смей пожимать плечами,это неприлично, особенно в разговоре! Не отучила.

— А, Данилов?

— Я не знаю, о чем ты говоришь, — пробормотал Данилов.

— Ну конечно, — согласился Грозовский, — смотри, с такимизаказчиками можно быстренько на кладбище переселиться. Никто и не узнаетничего. Зря ты ввязался, Андрей. Очень зря.

— Во что?

— Во все. Дом для Кольцова — заманчиво, конечно, но оченьопасно. Ты ему не угодишь, и он тебя на тот свет отправит.

Данилов промолчал, хотя очень тянуло возразить.

Возразив, он подтвердит свою причастность и к Кольцову, и кдому, и к разгрому.

Кто написал «Разгром»? Федин? Фадеев? О чем он, этотзнаменитый «Разгром»?

Забыл. Или не знал?

— Ты… прояви осторожность, — посоветовал Марк холодно, — непомешает.

— Хорошо, спасибо, — поблагодарил вежливый Данилов и закрылза Марком дверь.

Откуда?! Откуда он мог узнать?!

Сотрудникам было запрещено говорить о заказах. И хотя Маркбывал в офисе, они проболтаться не могли. Или могли?

С Мартой Грозовский незнаком.

С Лидой знаком, но Лида не знала про Кольцова. Она знала,что один из домов, который проектирует Данилов, на Рижском шоссе — и только.

Что дальше? Дальше-то что?

Вот тебе и ловкий детектив из кино!

Веревка все запутывается и запутывается, и узлы на ней всетуже и туже, и все меньше надежды на то, что Данилову удастся их развязать.

Он так и не выяснил, где был Веник утром в субботу и почемунаврал про то, что мирно спал дома. Если он ни в чем не виноват, зачем емуврать?! Да еще на таком пустом месте?

Зачем Знаменская сказала, что оперировала в Кардиоцентре,хотя она там вовсе не оперировала?

Где был Саша Корчагин в субботнее утро? Данилов так за весьдень и не смог спросить у него, где он был! Подозревать было неловко ипротивно, Данилов маялся от неловкости, сердился на себя за нерешительность — иничего не спросил.

Почему Грозовский спросил про Кольцова, откуда он могузнать?!

Как на ботинке оказалась голубая краска?

В доме Кольцова не было никакой голубой краски, Данилов зналэто совершенно точно. Какая именно краска была в квартире у Веника, Данилов незнал вовсе. Если краска из его квартиры, означает это что-нибудь или нет? Аесли да, значит. Веник написал на стене «Это только начало»? Веник ударил поголове охранника, так, что треснули, сломались и вылезли наружу хрупкие белыекости?

Веник громил дом, вываливал краску, мазал стены, потрошилшкафы и заливал цементом мозаику?

Целые озера краски и цемента.

«Я не могу, — вдруг понял Данилов, — я просто не могу обэтом думать».

Придется, сам себе возразил он язвительно. Конечно, у негонервы, будь оно все проклято! Но он будет думать! Будет думать до тех пор, покавсе не станет ясным. Он не даст своим нервам никакого шанса, зажмет их в кулак,стиснет, и они не шевельнутся. У него просто нет другого выхода.

Кто прислал записку «Убийца должен быть наказан»? Зачем ееприслали Марте? Кто принес янтарь в Дом Тимофея Кольцова?

Прошло уже два дня из отведенных ему десяти, а он ни на шагне приблизился к разгадке.

Нужно было готовить ужин, делать привычные вечерние дела, ион заставил себя заняться ими. Марта уехала встречать своего Петю,возвращавшегося из командировки, и не было никакой надежды на то, что онапозвонит или приедет.

Просто так.

Размышляя, Данилов поставил щегольскую сковородку наполированную поверхность плиты и. начал сервировать стол — одна тарелка, однавилка, один нож и один стакан. На огромной, как озеро, поверхности стола этотнабор выглядел жалко.

Он привык жить один. Он и должен жить один. Ничего у него невышло, даже когда он попытался что-то изменить, — присутствие второго человекараздражало и сковывало его, мешало думать, заставляло ломать привычки и несоблюдать правила, чего он терпеть не мог. Три года, что он был женат, он дажеспал плохо — боялся шевельнуться, разбудить, не включал свет, не вставалпокурить, затаивался до утра, как мышь в норе, напуганная запахом кошки. Нет,не может он ни с кем жить. Он должен жить один.