Меф молчал, не оправдываясь. Он готовился уже к новой боли,но тут что-то отвлекло Арея. Рядом с ним материализовался один из суккубов –маленький потненький старичок, у которого не было даже имени, а лишь загадочнаяфамилия Маравебердыев. Под этой фамилией он, во всяком случае, числился всписках отчетности мрака. Эйдосов Маравебердыев приносил немного, зато былнезаменим в слежке. Так уж он устроен, что на него никто и никогда не обращалвнимания. Взгляд соскальзывал с него, точно старичок был облит жидким мылом изтуалета супермаркета.

Маравебердыев склонился к уху Арея и что-то поспешнозашептал. Меф увидел, как Арей брезгливо отодвинулся и вытер ухо. Должно быть,суккуб забрызгал его слюной.

Мечник махнул рукой, и Маравебердыев исчез. Арей задумался очем-то, не глядя на Мефа. Насколько можно было судить по его лицу, мысль быланеприятной. Меф уже решил, что мечник забыл о нем, когда Арей вдруг сказал:

– Тебе повезло, если это можно назвать везением. Заданиеотменяется или скорее откладывается на неопределенное время… Пока это моерешение, но, думаю, на этот раз Лигул без возражений ко мне присоединится, –сказал Арей.

– Лигул. Но почему?

– Светлые знают, что ты охотишься за валькирией, ипользуются этим, чтобы охотиться за тобой. Мы не можем так рисковать.

– Светлые знают? Но откуда? – озадачился Меф.

Арей поморщился:

– Снова вопросы! Твоя наивность граничит с идиотизмом! Тычто, не заметил, как златокрылые подменили тебе шар?

Меф запоздало вспомнил, что туман в шаре был не темным, азолотистым. Тогда, правда, это его не особенно удивило, но теперь, после словАрея, старые сомнения всколыхнулись.

– Златокрылые? Но я же нигде не… Так, значит, тот старикан ссобакой… – начал он озадаченно.

Арей расхохотался.

– С собакой? Так ты поверил, что это была собака? Запомни,синьор-помидор: ничто не врет чаще глаз.

Integer vitae scelerisque purus

Non eget Mauris jaculis, neque arcu,

Nec venenatis gravida sagittis,

Fusce, pharetra…[10]

Гораций. «Оды».

– Нилб! – сказал Меф, вытирая покрытый гарью лоб.

С недавних пор он произносил слово «блин» именно такимобразом. Равно как и некоторые другие слова, которые исключительно понимали комиссионеры.Особенно из тех, что являлись порой из невесть какой глуши в телогрейках ирезиновых сапогах, принося с собой эйдосы в устарелых железных колбасках из-подвалидола или на дне стеклянных мерзавчиков.

Таким экземплярусам нельзя было сказать «Обождите!», атолько «Куды прешь?». И не «Отойдите от стола!», а «Ща нос вомну!».

– Нилб! – повторил Меф.

Почти двадцать минут, размахивая ботинком, он гонялся заогнедышащей – а точнее, огнеплюющей сороконожкой. Сороконожка выпрыгнула состраниц книги, когда он случайно прочитал вслух одно магическое заклинание, неотмеченное в книге даже кавычками. Ох уж эти скрытые цитаты!

Комната выглядела закопченной. Все, что могло сгореть,сгорело. Все, что могло оплавиться, оплавилось. Шторы были похожи на… хотяэтому безобразию нет названия. Да и на что могут быть похожи болтавшиеся накарнизе кольца, а тлеющая вонючая дрянь – это разве матрас? Однако больше всегоМефу было жаль фотографии, которая стояла у него на столе до той минуты, покадвойной огненный плевок не превратил ее в ничто.

Фотография была с секретом. На ней как будто была Зозо, ностоило отвернуть рамку, и под первой фотографией оказывалась Даф, снятая летомна пляже, когда она на две недели летала к морю.

– Это завсегда похвально, когда молодые люди любят своихмам… Я так тронут! Просто слов нет, одни эмоции! – заявил как-то Тухломон,всунувший в комнату свое любопытное рыльце. Он зарыдал бы от умиления, невышиби его Меф пинком за дверь.

– Я тебя прощаю! Ты жертва нашего века. В наше суровое времятак мало человеческого тепла! – философски прошамкал Тухломон, скатываясь полестнице.

Спустившись в приемную, Меф застал тренировку в самомразгаре. Арей занимался с Натой, Чимодановым и Мошкиным. Улита и Дафограничивались ролью наблюдателей. Ведьма следила за боем с азартом, едваудерживаясь, чтобы не вмешаться. Даф морщилась. Она не любила ничегоколюще-режущего. В случае необходимости ей хватало флейты.

Чимоданов, вооруженный коротким широким мечом, нападаляростно, но был слишком предсказуем. Все его атаки прочитывались еще до начала.Бойцу уровня Мефа было нечего с ним делать. Мастер же уровня Арея заколол быего спичкой.

Ната больше визжала и строила глазки, чем думала о защите иатаках. Рапира, которой она вооружилась по примеру Улиты, была гораздо опаснеедля самой Вихровой, чем для ее противников. Зато чего у Наты действительно быломного, так это азарта. Уронив рапиру, она, недолго думая, сорвала с ноги туфлю,а, потеряв туфлю, кинула в Чимоданова вазой.

– Ты что, озверела, психопатка? Сейчас по мозгам получишь! –взвыл Петруччо.

Улита поймала его за локоть.

– Спокойно, юноша! Держите свои эмоции в трехлитровойсберегательной банке! Никто друг друга не убивает! Это всего лишь мирнаядружеская резня! – сказала она.

У Евгеши дела шли, как ни странно, неплохо. Он работалчисто, но как-то слишком беззубо, без задора и азарта. Лицо у него во времярубки было виноватое, точно он говорил своему противнику: «Все это ужасноглупо, все эти мечи, все эти удары. Я тебе не надоел, нет? А мне-то самому какэто все надоело!»

Арей наконец дал сигнал остановиться. Мефодий понял, чтосейчас будет разбор полетов. И он действительно состоялся.

– Я не нанимался созерцать это убожество, – сказал АрейЧимоданову.

Нате он кивнул сдержанно и вполне благосклонно. Видимо, неожидал от нее большего.

– А у меня? Все плохо, да? – попытался сам догадатьсяМошкин.

– У тебя внешне все нормально, но ты пока не боец. И неуверен, что когда-нибудь им будешь, – с сожалением сказал Арей Мошкину.

– Почему?