Наконец Меф миновал огромную сосну, указанную емуТухломоном. Снег продолжал валить. Небо было неразличимо. «Ну и куда дальше?» –подумал Буслаев, недоуменно озираясь. Он не видел ничего, что могло служитьжилищем валькирии. Темные, влажные стволы деревьев разлиновывали снегопад.Внизу под пригорком рос кустарник, похожий на спутанные волосы. Глаза Мефа,прежде скучавшие в снежном однообразии, быстро заблудились среди суетливогомелколесья, сомкнувшегося вокруг царь-сосны.

Неожиданно взгляд Мефа зацепил что-то лишнее, случайное,логически необоснованное. Это была веревка, свисавшая меж четырех столбов. Онсделал шаг навстречу, вскинул глаза и увидел днище вагончика. Меф подпрыгнул и,уцепившись за веревку, стал быстро карабкаться. Узлы очень ему помогали.Веревка уходила в щель, выпиленную в люке. Понимая, что, пока люк закрыт,подняться ему не удастся, а постучать означает выдать себя, Меф потянулся крукояти меча. Однако прежде, чем он извлек меч, люк распахнулся и чья-то мощнаярука втащила его за шиворот внутрь вагончика. Запоздало Меф понял, что егопоявление не прошло незамеченным.

Меф вырвался и, перекатившись, увернулся от удара булавой.Промахнувшийся Антигон – а это был он! – вновь занес булаву, но, увидев, чторука Мефа уже на рукояти меча, отскочил.

– А, Буслаев! Притащился-таки! Дождались на свою лысину!Умный, прекрасный юноша с множеством совершенств! – крикнул он.

Меф, не знавший речевых особенностей Антигона, немногоудивился. Меч, выдвинутый до половины, вновь вошел в ножны. С чего это Антигонговорит ему комплименты? Откуда Буслаеву было знать, что «прекрасный юноша смножеством совершенств» на языке кикимора означает обремененного множествомнедостатков мужа козы.

Меф огляделся. В полумраке он видел ничуть не хуже, чем придневном свете. Это началось еще в детстве. Мефа уже тогда привлекала темнота.Наверное, потому, что для него темнота никогда не была полной. В одном черномон различал до сотни разных оттенков.

Внутри вагончик был не так уж и тесен. Длинный дубовый стол,лавки, кадка с водой, мишень с торчащим в ней метательным ножом и неожиданныйдля такой обстановки ноутбук. Ирке непросто было полностью отказаться от старыхпривычек.

Самой валькирии в комнате не было. Во всяком случае, Меф еепока не замечал.

– Ну скажи, что ты тут нашел? Чего тебе надо, красавецнестрашный? Отвечай Антигону! – продолжал бушевать кикимор. Он подскакивал кМефу, как пес, который хочет укусить, но все никак не наберется храбрости.

– Уже бегу отвечать! Мне нужна твоя хозяйка! – сказалБуслаев.

– Убирайся, красавчик потноглазенький! Мерзкой хозяйки нет!Она ушла!

– Так позови ее!

– Говорят тебе: нету никого! А ну крути виласапет!.. Ушлаона! Ушла! – крикнул Антигон.

Мефу показалось, что маленькие хитрые глазки кикимора быстроскользнули к единственной двери, ведущей в другую часть вагончика.

– Куда она ушла? Уж не туда ли? – насмешливо спросил Меф,кивая на дверь.

Кикимор сердито подпрыгнул, и Буслаев понял, что не ошибся.

– А-а-а, пронюхал-таки, птиц ползучий, свин летучий! Непущу! Только через мой живой труп! Видал я тебя на троне в сафьяновых сапогах!– с яростью завопил Антигон, загораживая дверь.

Меф впервые озадачился. Уж больно это на «троне в сафьяновыхсапогах» походило на хрестоматийное в «гробу в белых тапочках». Сделав вид, чтособирается прыгнуть вперед, он добился того, что слуга валькирии метнул в негобулаву, от которой Меф ушел шагом влево с легким уклоном. Школа Арея – естьшкола Арея. Меч – продолжение руки, тело – тень мысли. Теперь согласно той жешколе нужно было резко сократить дистанцию, отвлечь кикимора ложным рубящимударом и прямым выпадом вогнать меч ему в шею, сразу над панцирем. Вот толькопанциря у Антигона не было, да и желание убить это нелепое существо у Мефаотсутствовало.

Позволив кикимору кинуться за булавой, Меф подставил емуногу и, дернув дверь на себя, ворвался в соседнюю комнату.

– Валькирия! Где ты? – окликнул он, озираясь.

Он находился в спальне. Справа была узкая кровать, чутьлевее кресло и низкий столик, заваленный книгами. Валькирии нигде не быловидно. Меф машинально опустил взгляд и… замер. В шаге от него, оскалившись,прижалась к полу белая волчица. Желтые выпуклые глаза неотрывно смотрели нагорло вошедшего.

– Спокойно, подруга, спокойно!.. – быстро сказал Меф.

Он мгновенно понял, что резких движений делать не следует.Но и пятиться назад не стоит. Нужно вести себя раскованно и по возможностидружелюбно. Мефодий не испугался. Давно прошло то время, когда он был способениспытывать страх. В сущности, страх – самое бесполезное и самое неокупаемоечувство. В самосохранении логика еще есть, но в этом случае самосохранение истрах стоит разграничить. Самосохранение – это круг, который удерживает наплаву и позволяет подольше не расстаться с телесным мешком. Страх же – камень,тянущий на дно.

Буслаев даже не попытался направить клинок навстречу волку,опасаясь, что тот случайно налетит на него. Вместо этого Меф наклонился итвердо заглянул зверю в глаза. Уши волка были прижаты. Кожа на переносицеморщилась.

– Хороший песик!.. Умный песик!.. Послушный песик!.. –произнес Меф и сам понял, что сморозил глупость. «Песик» выскочил у негоспонтанно. Волчица мало походила на песика. С другой стороны, в такие минутыважны не слова, а уверенность.

Зверь не прекращал рычать, но и не нападал. Шерсть назагривке волчицы мало-помалу улеглась. Клыки, которые при появлении Мефаобнажились полностью, скрылись почти наполовину. Лишь в прямом волчьем хвостевсе еще таилась подозрительность.

– Хорошая девочка! Ласковая девочка!.. Нежная моя девочка! –сказал Меф и, сам не зная зачем, из озорства ли, из желания ли испытать степеньсвоей власти над зверем, осторожно, почти неуловимо стал протягивать к волчицеруку.

Волчица предупреждающе щелкнула зубами. Ирка, даже в волчьемобразе, даже в те минуты, когда ее человеческая память почти затираласьволчьей, не любила лишних нежностей. При всем при том Мефодий ощущал, что он наверном пути.

Дверь осторожно скрипнула. В щель просунулась украшеннаябакенбардами физиономия Антигона.

– Куси его! Куси! Ты что, не видишь: это Мефодий Слюняев! –посоветовал кикимор волчице.

Прежде чем кикимор успел договорить, Буслаев цепко схватилего за бакенбарды и приставил к шее меч. Антигон рванулся, но скосил на клинокглазки и прикинулся паинькой.