Последнее слово прозвучало громче всего, и три ряда передним оглянулись. Из всех обернувшихся только женщина в футболке, кончавшейсягде-то наполовину выше ватерлинии, проявила какую-то заботу:

— Что-нибудь случилось, друг?

— Нет, нет… все в порядке.

И он так взмахнул свободной рукой, что с нее полетеликапельки пота. Он хотел отмахнуться от собственного смущения, а не от ееинтереса, но она поджала губы в свирепой гримасе и повернулась к немуфундаментальной кормой. У него не было времени подумать, не обиделась ли она,хотя она мощными ягодицами ясно выразила, что да — точно так, как это делалаЛидия. В конце концов продавец билетов оказался прав. Тоннель изолировалБлайта, и в наушнике звучал только слабый отдаленный стон.

Но это могло быть лишь временное нарушение связи. Блайтнажал кнопку повтора вызова так, что она вдавилась в палец, и попыталсяпропустить людей вперед, но не совсем незнакомый голос напомнил:

— Не стой! Там, сзади, есть люди, не такие проворные, какнекоторые.

— Когда ты будешь в возрасте моего папаши, может, тогда тыне так будешь любить останавливаться и ускоряться.

А это мог быть ненавистник механических игрушек, хотя обаговоривших, кажется, посвящали много времени и, наверное, тренажеров дляразработки мышц не только ниже уровня плеч. Блайт резко дернул головой, чуть невыронив трубку, которая все повторяла в ухе свою ослабевшую ноту.

— Не обращайте на меня внимания, просто обойдите. Обойдите —и все, ладно?

— Спрячь эту чертову штуку и давай делай то, зачем мы все сюдапришли, — сказал грубиян постарше. — Неохота, чтобы пришлось тебя нести. А тонас раздавят, если не будем держать темп.

— Да не обращайте вы на меня внимания! Не беспокойтесь!

— Мы беспокоимся о тех, кому ты мешаешь и задерживаешь.

— Так что до финиша мы — твои тренеры, — сказал квадратныйюноша.

— Тогда придется мне держаться с вами в ногу, — промямлилБлайт, когда эти самые ноги согнулись в позыве идти дальше.

Телефон все еще звонил, а потом отозвался его голосом.

— Вэлери Мейсон и Стив Блайт, — сказал он, и Блайту этогоуже было достаточно.

На него вдруг обрушился весь жар тоннеля. Голова сталарасплываться, пока не собралась в опасно хрупкую версию себя самой, обжигаемаязапахом, который точно не был запахом выхлопных газов, несмотря на туман, вкоторый спускались далекие участники марша. Ему надо было вернуться назад, зату точку, где прервалась связь на предыдущем звонке. Он отодрал прилипшуютрубку от лица и развернулся — и увидел массу плоти, заполнявшую всю ширину поворота.И слышно было, как в невидимую отсюда пасть тоннеля топочут еще и еще люди,подгоняемые щелчками мегафонов, как бичами. Эта масса наплывала на негобесчисленной массой голов, и на каждом лице, на котором ему удавалосьостановить глаза, читалась готовность сокрушить его под ноги, если он не будетдвигаться. Проложить себе путь назад было возможно не более, чем через бетоннуюстену, но и не надо. Как только попадется лестница, он сможет вернуться помосткам.

Еще одна волна жара, от которой исходила угроза бытьопрокинутым людским приливом, окатила его и заставила пристроиться за ритмичнокачающимися женщинами. В поле зрения не было видно ни одной лестницы к мосткам,но то, что он никогда их не видел, когда здесь проезжал, не означало, что этихлестниц вообще нет — просто они не видны из-за фокусов перспективы. Он прищурилглаза, пока не почувствовал, как веки елозят по глазным яблокам и голова нестала ныть сильнее, чем ноги. Нажав кнопку повторения вызова, Блайт поднялтелефон над головой — а вдруг удастся поймать связь, но телефон в доме не успелеще издать второго звонка, как техника в руке у Блайта сдохла, будтозадохнувшись от жары или захлебнувшись в потной ладони. Когда он опускал егомимо лица к груди, какой-то телефон запиликал впереди в тоннеле.

— Гадская порода, — проворчал старику него за спиной, ноБлайту было все равно, что он сказал. Примерно в трехстах ярдах от него надволосами женщины такой же светлой, как Лидия, торчала антенна. Очевидно, того,что мешало связи, на ее участке тоннеля не было. Он видел, как покачиваетсяантенна в процессе разговора, пока женщина прошла еще сто ярдов. Топая к тойточке, где она начинала разговор, Блайт стал считать прямоугольники освещенияна потолке; некоторые из них, казалось, стали неустойчивыми от жары. Емуоставалось меньше половины пути, как бы ни давила его вниз насыщенная жара.Наверное, это в глазах стало мигать: светильников было меньше, чем казалось. Ненадо было ждать этой точки тоннеля: надо было только проверить, что Вэлериуслышала его послание. Он щелкнул кнопкой и прильнул ухом к телефону. Гудоктолько успел предложить ему набрать номер, как связь прервалась.

Нельзя паниковать. Он еще не дошел туда, где телефоныработают — вот и все. И дальше, стараясь не обращать внимания на вяжущий туманжары от тел, пахнущий все больше как выхлопные газы, напоминая себе, что надодержаться темпа толпы, хотя от пары идущих по бокам все время казалось, что вглазах двоится. Теперь он был уже там, где у той женщины телефон работал, поддвумя неработающими светильниками, между которыми третий горел так ярко, будтоукрал сияние у них обоих. И все три уходили назад, сменяясь такими же, когда онснова ударил по кнопке, до синяков вдавил ухо в трубку, отдернул наушник ипрочистил, держа другой рукой, чтобы он не выскользнул из потной кнопки, сломалноготь о кнопку, снова вдавил трубку в ухо…

И снова гудок набора номера коротко вякнул, будто издеваясь.

Не может быть, чтобы дело было в телефоне. У женщины телефонработал, а у него — последняя модель. Оставалось только думать, что препятствиедвижется, а значит, это толпа мешает ему действовать. Если его сменщик у Лидиивытащит его в суд, он потеряет свое дело — и наверняка доверие многих клиентов,которые не поймут, что об их делах он заботится аккуратнее, чем о своих, а еслион попадет в тюрьму… Он сдавил телефон двумя руками, потому что пластик и егоруки увеличивали скользкость друг друга, и пытался не дать себе представить,как пробивается сквозь толпу. Нет, есть еще мостки, и когда он найдет подъем накакой-нибудь из них, имеет смысл направиться к дальнему концу тоннеля. Он шелвперед, каждый шаг с тупой болью, обходившей его горячее размякшее тело,окутанное слишком толстым слоем размокшего материала, болью искавшей ответа вгулкой пустой голове, когда телефон зазвонил.

Он был так заглушен хваткой обеих рук, что Блайт не сразупонял, что это его телефон звонит. Игнорируя стоны мускулистой пары, он вдавилкнопку и прижал мокрый пластик к щеке.

— Стив Блайт. Не можете ли вы побыстрее? Я не знаю, когда онотключится опять.