Снова чувствовать себя преданой, брошенной, никому не нужной. Это было больно и совершенно бесполезно. Зачем кому-то знать о том, что творится у неё в душе, если это ничего не изменит?

— Они не перестанут болеть, если ты не отпустишь. Пока будешь помнить, пока будешь считать, что ты в чём-то виновата, своими мыслями будешь вновь и вновь бередить эти раны. Нужно отпустить, — посоветовал Вертон.

— Но как отпускать, если оно до сих пор болит? —прошептала в ответ Тим.

— Делиться болью, не держать всё в себе. Со временем станет легче. Рядом появятся те, кто знает тебя настоящую. Не нарисованную идеальную женщину, у которой нет трудностей, а живого человека. Что было дальше? Разве путёвка в высший свет не хороший приз в самом начале жизни?

Тимара подняла на него зелёные глаза, полные слёз, и продолжила рассказ. Через силу, через боль, пропуская сквозь себя всю ту черноту, что тянулась за ней долгие годы.

В ту ночь Тимара впервые узнала, что слезами можно обжечь. Ей казалось, что это всего лишь красивое выражение, не имеющее ничего общего с реальностью, но нет.

В чужом доме было страшно. Мягкая постель с балдахином, о котором раньше приходилось лишь мечтать, пугала. Она была слишком большой, слишком просторной и неуютной. Даже свет магического ночника, разгонявшего длинные чёрные тени, не давал ощущения спокойствия. Ведь рядом не было никого. Даже мамы, которая не любила, но всегда сидела рядом, если не получалось заснуть.

А тут и дерево ветками бьёт в стекло, и сквозь огромное окно светит луна… Всё не то, всё чужое!

А выбираться из комнаты было ещё страшнее. Неизвестно, кто притаился за дверью. Этот жуткий седой мужчина, которого называют дворецким, или худая, даже тощая, женщина… горничная!

Ночь прошла в судорожных попытках уснуть. Стоило задремать, как ветки начинали громче стучать в окно, казалось, что кто-то ходит за дверью и даже кладёт ладони на ручку, и Тимара просыпалась, сжималась в комок и пыталась уговорить себя, что всё в порядке.

Впрочем, утро немного скрасило печаль. Бессонная ночь подарила невероятную усталость и головную боль, но Тим знала, что это не повод не заниматься работой. Но… Работы не было! Всё, что нужно было сделать, это встать. И одеться помогут, и причёску сделают, и даже завтрак можно съесть в собственной комнате.

Долго не верилось, что это огромное пространство, обставленное так богато, принадлежит только ей. Казалось, что это какая-то злая шутка, проверка, и Тимара старалась лишний раз ничего не трогать. Ни фарфоровую куклу, ни заводного шагра, из спины которого торчал, поблёскивая в солнечных лучах, ключик.

Но всё хорошее имеет свойство заканчиваться. Побыть в одиночестве и меланхолии удалось лишь до обеда. Потом снова пришла горничная, заставила надеть другое платье и выйти в обеденный зал.

Тимара понуро плелась за женщиной, понимая, что ей некуда бежать. Не замечая окружающей красоты, она вошла в столовую и увидела ту самую рыжеволосую женщину. Она добродушно улыбнулась и протянула к Тим руки, подзывая к себе. Горничная ласково подтолкнула вперёд, и пришлось идти, старательно скрывая страх.

— Чего же ты боишься, дитя? Ты не голодна? Меня зовут кинна Алирия. Но ты называй меня мамой, — ласково говорила женщина.

И тут внутри словно прорвало всё. Все те слёзы, которые Тимара старательно запрятывала глубоко внутрь себя, покатились по щекам, оставляя за собой болезненно горящие дорожки.

— Вы не мама! Вы чужая! — выкрикнула девочка, топнула ножкой.

Как можно называть мамой чужого человека? Тем более, если родная мамочка жива? Тимара не понимала и не хотела понимать.

— Нет, теперь я твоя мама, — строго повторила кинна Алирия. — А это твой папа, кин Лорит. Ты теперь часть нашей семьи, часть рода Калислийских.

Тим нахмурилась. Фамилия оказалась знакомой. Она слышала что-то о них. Кажется, владельцы большого куска земли, на котором и их деревня стояла. Неужели они забрали её в рабство? Но тогда почему? Почему мамочка и сёстры радовались?

Недвольно поджав губы, Тимара смотрела прямо в глаза Алирии, ожидая объяснений. Но их не было. Никто и не подумал, что малышке пяти лет нужно знать подобные вещи.

— Садись за стол. Давай посмотрим, умеешь ли ты себя вести…

Естественно, Тимара не умела. Простым людям важно, чтобы было сытно. Ну и вилкой неудобно есть суп. А нож детям и вовсе не дают… Откуда Тим было знать, какой вилкой подцепить сыр, а какой фрукты? Да и зачем? Можно же взять руками! Что она и сделала, вызвав обречённый стон Алирии.

— А я говорил, что это будет непросто. Да, она человек, но манеры обезьяны, — печально заметил Лорит, поглаживая пальцами подбородок. — Боюсь, нам придётся многому её научить, прежде чем мы сможем показать её друзьям.

— Ну, да. Это жизнь. Кто-то учится работать в поле, а кто-то — сидеть ровно, прижимая локтями подушки. У каждого свои проблемы. Но это ведь вряд ли тебя утешит?

— Не знаю, — после долгих раздумий ответила Тимара. — Это очень странные воспоминания. Знаешь, с одной стороны, я благодарна им за все те знания, которые получила. Но, с другой стороны, мне не хватало детства. Всей этой беготни, возможности попрыгать по лужам, плавания в реке. Это всё забрали и дали что-то взамен. Наверное, что-то намного лучшее, более ценное и важное. Но это сделали без спроса…

— Хочешь, побегаем по лужам? — предложил Вертон.

— Нельзя… я ведь амматиса и должна соответствовать… — выдала Тимара заученную фразу.

— Нельзя нарушать законы. А вот радоваться жизни — можно. Зачем загонять себя в такие жуткие рамки? Неужели ты действительно думаешь, что несчастная амматиса лучше веселой? Но ты пока думай, а у меня кое-что не сходится. Зачем им понадобился ребёнок да ещё и чужой… и как ты стала жрицей? Эти люди, вложив столько в некровного родственника, вряд ли бы тебя так отпустили.

Тимара грустно шмыгнула носом. Плакать уже не было сил. Внутри образовалась странная пустота, кутающаяся в платок, сотканный из обречённости.

— Алирия долгое время не могла забеременеть. Она уговорила своего мужа взять приёмного ребёнка. Не знаю, почему именно меня. Возможно, из-за того злосчастного кувшина с водой, возможно потому, что родители продали меня дешевле… Я не уточняла. Но, когда мне исполнилось девять, кинна оказалась в тягости. А стоило родиться младенцу, я и вовсе стала нежеланной, нелюбимой. Она часто кричала, срывалась на мне, не подпускала к брату, а одной ночью Лорит увёз меня в какую-то деревушку, дал кошель и бросил…

Взгляды Вертона и Тимары пересеклись. Торговец не понимал, как так можно поступить с ребёнком, жрица искала поддержки.

— И что было дальше?

— Я прождала его до рассвета. Он обещал вернуться, чтобы вместе пойти за подарком для Алирии. Но… Естественно, никто не пришёл. А кошелёк у меня тут же утащили. Долго ли обвести вокруг пальца девятилетнюю девчонку?